Дополнение к газете «Мера за меру» № 2 от 22.01.2007 г.
В газете «Мhра за меру» дан конспективно изложенный материал из «Новой газеты» № 3 от 18.01.07 г. ИАС КПЕ сочла необходимым выложить этот материал на сайте в полном объёме.
«РАЗМЕР ОТКАТА ДОЛЖЕН СООТВЕТСТВОВАТЬ СИЛЕ НАЕЗДА»
Американский политолог Николай ЗЛОБИН открыл формулу российской властиНаша традиционная московская беседа с Николаем ЗЛОБИНЫМ, давним другом и постоянным автором «Новой», на этот раз невероятно затянулась. Началась она в ноябре 2006 г., а завершилась в январе 2007 г. Правда, с перерывом на его отъезд в Вашингтон, где он постоянно живет и работает директором российских и азиатских программ Института мировой безопасности США.
Для затравки разговора я попытался кратко изложить ему официальную версию Кремля и кремлевских политологов, почему в последнее время возникли сложности в отношениях между Россией и Западом.
Итак, в начале 90-х Россия была слабой, а потому играла второстепенную, подчиненную роль на мировой арене, вела прозападную политику, и это Запад устраивало. Теперь же, когда Россия возмужала, укрепила свою государственность, поправила дела в экономике и получила возможность играть более самостоятельную роль в международной политике, а также в мировой экономике, начались неприятности. Нас на Западе перестали понимать, стали воспринимать как конкурентов, появился конфликт интересов, начались трения между Россией и странами Запада…
Похоже ли это на правду? В чем источник нынешних проблем отношений России с западными странами? Как вообще сегодня видится Россия с «той стороны»?
– По большому счету к России всегда относились скептически и критически. Просто российские ожидания по поводу того, как к ней должны относиться, изменились. По мере того как Россия стала чувствовать себя увереннее с точки зрения обладания энергетическим потенциалом, у части российской политической элиты возникло ощущение собственной значимости. И это стало входить в противоречие с тем, как к России относились в последние 10 — 15 лет. А относились к ней по преимуществу как к стране проблематичной, которая, конечно, может в конце концов вырулить на что-то позитивное, но как-то ей это не очень удается. Но российская-то элита ожидала, что некие материальные показатели (причем количественные, а не качественные) заставят Запад изменить свое отношение к России! Но не заставили. И отсюда чувство неудовлетворенности: «ну вот, чем мы сильнее, тем к нам хуже относятся».
Второе. Сегодня в мире сформировалась точка зрения, согласно которой Россия при всех возможностях, которые у нее были и есть, не смогла сформировать привлекательный тип развития. В годы холодной войны существовало два типа международного развития: капиталистический — во главе с США и социалистический — во главе с СССР. И страны мира делились по своему отношению к этим двум моделям. После распада СССР одна из этих моделей полностью разрушилась. А американцы за последние 10 лет сделали все, чтобы подорвать привлекательность своей модели.
Мне кажется, что при Путине российские власти решили, что Россия способна стать привлекательной моделью для тех, кто не захочет следовать американской модели. Эта затея рухнула — Россия привлекательной моделью не стала. Ни для ближнего зарубежья, ни для стран Восточной Европы, ни для азиатских стран. Сегодня в России, к сожалению, построена антимодель — образец того, как не надо делать. Россия построила общество, которое никому не нравится, как бы мы им ни наслаждались внутри страны. На международной арене это общество, эта политическая структура, эта система не имеют поддержки. Независимо от отношения к Америке. Даже Белоруссия, по сути дела, показывает, что то, что было сделано в России (в частности, та приватизация, которая была проведена, или российская энергетическая политика), им совсем не нравится.
— А на это такой ответ: ну хорошо, не нравится наша модель, и ладно — мы же ее никому не навязываем. Но считайтесь же с нами как с партнером! Мы выходим к вам с крупными бизнес-предложениями, а вы нас игнорируете, применяете по отношению к нам двойные стандарты: не хотите объединяться с «Северсталью», не пускаете в европейские трубопроводные сети. Относитесь же к нам, наконец, как к другим игрокам, чем мы хуже?
— Вообще-то, чем больше разных «стандартов», тем успешнее политика. Ведь политика — это не Уголовный кодекс, где украл — сел, убил — сел еще на больший срок. В успешной внешней политике всегда существовали гибкость и «здоровая» аморальность. По этой схеме чем больше «стандартов», тем лучше. Кстати, Россия тоже полным ходом стала использовать двойные стандарты. А что, российский наезд на грузин — это разве не двойной стандарт? А почему не на армян или, скажем, на узбеков? Нет, будем гнобить грузин, отрабатывая политику давления на неугодные страны через диаспору. А остальных пока оставим в покое, хотя и дадим понять, что в следующий раз это могут быть и они.
Вообще надо заметить, что Америка научила Россию двум вещам. Тому, что политика — это голый цинизм, который можно, если очень хочется, стыдливо прикрывать термином «реальная политика». И второе — применению двойных стандартов, чему свидетельством, в частности, политика в отношении Грузии.
Кстати, Тбилиси не понимает того, что они сегодня нарвались на то, чему американцы научили Россию. Интересно, что Грузия сегодня играет в отношении России примерно ту же роль, что Куба в течение многих лет играла для США: маленькая, голодная, раздражающая страна, обвиняющая северного соседа в имперских амбициях.
— А может ли быть успешной в длительной перспективе внешняя политика страны, которая неправильно отстроена внутри? О кратковременных успехах не говорим — такое в истории случается.
— Конечно, нет. Потому что общество должно формулировать то, что называется «национальный интерес». Этот интерес не может быть сформулирован только частью общества, тем более такой маленькой, как Кремль. Никто, ни Сурков, ни даже Путин не могут его сформулировать. Их задача — этот интерес понять и попытаться реализовать. Если же это им не удастся, их надо увольнять. Формулирование национального интереса — задача широко понятого гражданского общества. А политики нанимаются на работу, чтобы его реализовать. Причем когда этот интерес формулируется, это не является аморальным действием — оно воспринимается обществом как вполне моральное. А уж политики начинают претворять его в жизнь всякими действиями, в том числе сугубо технологическими и зачастую циничными.
— А если общество не принимало участия в выработке этого национального интереса, то как ему реагировать на то, что за него выдается? Скажем, в Америке, независимо от того, кто побеждает — демократы или республиканцы, — существует национальный консенсус по базовым принципам внешней политики. У нас же такого нет, и поэтому лишенная фундамента политика превращается у нас в ситуативную манипуляцию, в политтехнологию, а население реагирует на все это тоже сугубо ситуативно, по принципу «нравится — не нравится».
— Я бы даже сказал, что российская политика — это экспромт, сплошная импровизация. Вернемся на шаг назад. Я лично считаю, что президент Путин загнал себя в тупик, из которого очень трудно найти выход. Во-первых, выстроив ту систему, которую он строил, он добился того, что народ потерял рычаг управления, формирования, влияния на вертикаль власти. Если народ это потерял, то у кого остается в руках этот инструмент? У элиты? Но у нее этого инструмента нет, потому что одна из главных путинских целей — это оторвать вертикаль власти от элиты, от групп интересов, от бизнеса, от СМИ, от либералов, от консерваторов, от интеллектуалов и т. д. То есть создать независимый, технологичный, некий сугубо кремлевский продукт. И что получилось?
Вообще-то мы слишком рано решили, что распад Советского Союза закончился. Этот процесс продолжается. Мы, может быть, даже не достигли еще середины. И то, что происходит в Абхазии, Приднестровье, Осетии, — продолжение этого процесса. То есть мы живем в переходную эпоху распада империи. И любая политическая система носит переходный характер. Вообще мы сегодня живем в эпоху фундаментального изменения политической географии. А у российской власти возникло ощущение, что переходный этап завершен, что возникла возможность построить что-то фундаментальное. В то время как на самом деле они живут в разгар процесса, которым в силу его переходности они в значительной степени не управляют. Поэтому любая попытка зафиксировать нынешнее состояние должна закончиться крахом.
Итак, народ президент Путин потерял — он не оказывает влияния на политику. Элиту он тоже потерял — элита Путина боится, а он сам ее презирает. И в результате Путин оказался заложником внутрикремлевской тусовки, чего он, конечно же, не хотел и не хочет. Заложником разборок между Сурковым и Сечиным, между Ивановым и Медведевым и т. п. То есть при любом варианте он проигрывает. И как он сегодня выкрутится из этой ситуации, я, честно говоря, не знаю. Я не удивлюсь, если ему придется уйти в отставку раньше, чем он планировал. Или попытается сделать ставку на кого-то со стороны в качестве преемника — например, не на Медведева, а на Миронова с его «Справедливой Россией», чем вызовет у всех кремлевских еще большее отторжение. По большому счету сегодня он всем мешает.
Эта попытка создать технологичную схему управления, убрав народ, убрав элиту, убрав бизнес, убрав СМИ, убрав интеллигенцию, вылилась в то, что его «развели» соратники и сделали своим заложником представители противоположных внутрикремлевских лагерей, которые полны паранойей. Которые друг друга ненавидят, зачастую друг с другом не разговаривают и у которых друг с другом компромисса быть не может.
— Эти противоречия так серьезны?
— Вплоть до того, что они способны к принятию всяческих уголовных мер по отношению друг к другу.
— Это конфликт по поводу власти или по части распределения финансовых потоков?
— Это конфликт власти, собственности и спор о будущей модели, по которой пойдет Россия. Для обеих моделей Путин сегодня препятствие. И для относительно либеральной, и для силовой модели, представителей которых — и той, и другой — он сам и вырастил.
Главная парадигма нынешней власти звучит так: «Размер отката должен соответствовать силе наезда». Если берут верх «либералы» (кремлевские, конечно), то размер отката будет уменьшаться. Если побеждают силовики, то сила наезда будет увеличиваться. И обеим сторонам Путин мешает.
Он попал в капкан собственной умозрительной попытки завязать на себе все и вся, но он не Сталин. Он решил, что он рулит, что может говорить что угодно и все это съедят. Не съедят. Все записывается и запоминается. И я на сегодня не вижу модели, по которой он «соскочит» без потерь.
Поэтому, как ни парадоксально, ему нужна сегодня поддержка именно тех слоев, которых он гнобил все эти годы. Либералов, бизнеса, СМИ. Иначе ему нигде ничего не светит, и через год после ухода в отставку он окажется на нарах. Он эту поддержку получит? Конечно, нет. То есть он построил модель настолько странную, что она убивает своих авторов.
Президент Путин привел страну к пониманию того, что политика — это игра по правилам, которые пишутся сегодня, но не факт, что сохранятся завтра. И если ты имеешь доступ к переписыванию этих правил, то ты король. Так вот, сегодня Путин теряет монополию на переписывание правил, хотя еще год назад он эти правила писал сам. Причем сам-то он считает, что он их еще пишет. По этой причине он не просто заложник системы, но и препятствие для нее. А потому есть опасность, что ему придется уйти раньше или у него выбьют из рук реальные рычаги управления.
А значит, на 2008 год он будет оказывать микроскопическое влияние.
— Ну как же, все в один голос говорят: кого он назначит преемником, тот и станет президентом.
— Президентом станет тот, кого Путин сможет назначить преемником, а не тот, кого он действительно хотел бы видеть на этом месте. Я думаю, что сегодня он сильно сжался, как «садится» белье после стирки, у него резко сократился набор его возможностей. Поэтому я вполне серьезно рассматриваю вариант его ухода до срока, в 2007 году. Причем это может быть инициировано им самим для того, чтобы провести своего преемника, пока другие не успеют к этому подготовиться. Чем раньше он это сделает, тем больше шансов, что ему удастся выжить в будущем. Чем позже — тем больше шансов, что он окажется в тюрьме. И все будут после этого говорить: «Вот он, кровавый путинский режим, это он провел неквалифицированную концентрацию власти, которая довела до развала страны».
То, что о «кровавом путинском режиме» будут говорить, я уверен. Причем почти все, кто сегодня поддерживает Путина. Вопрос только в том, когда: могут начать говорить это через год после его ухода, а могут — через три года. И Путину придется это слушать. Варианты только в том, будет он это слушать, как Ельцин или как Ходорковский.
— А что ты думаешь по поводу существования в России так называемой «партии третьего срока», о которой мы писали на страницах «Новой»? То есть партии тех приближенных Путина, которые, будучи уже сегодня абсолютно «невыездными» и которым за их рейдерские и прочие шалости грозит банальная решетка, делают все для общественной дестабилизации в России, чтобы неконституционным способом сохранить Путина на посту президента?
— На самом деле это кремлевский миф, что Путин обеспечил стабильность. Какая стабильность, если страна постоянно в состоянии непредсказуемости? Я думаю, что стабильность при Путине — это стабильность его мессиджа о том, что он борется за стабильность. А сегодня мы убедились, что, проведя шесть лет во главе страны, Путин стабильности не добился. Поэтому сегодня некоторые люди говорят: «Давайте поменяем мессидж борьбы за стабильность идеей третьего срока как символа борьбы за стабильность, того, что мы останемся в той же системе координат, в частности, продолжения борьбы за стабильность. То есть ее все равно не будет, но мы по крайней мере знаем, за что боремся и страдаем, и, может быть, в конце концов мы ее и получим».
Я думаю, что третий срок для Путина — это самоубийство. И не потому, что тогда «Запад от него отвернется». А потому, что этой неясностью по поводу преемников и третьего срока он возбудил всяческие ожидания настолько, что если он теперь вдруг скажет: «Я остаюсь», то в ответ скорее всего услышит: «А на фиг ты нам нужен?».
И, я думаю, он это понимает, а потому его главная задача — это грамотно соскочить с этого уровня ожиданий. Сделать же это крайне трудно, потому что нынешние основные группировки в Кремле настолько всех «развели» — страну, себя, собственность и Путина, — что все видят в нем врага. А он видит элиту как тех, кто предаст его при первой возможности. И поэтому я считаю его на сегодня главной жертвой своего собственного режима.
Формулу «размер отката должен соответствовать силе наезда» Путин обеспечить уже не может. Либо откат требуют больше, либо наезд становится сильнее, чем люди могут в ответ на него дать. Поэтому рассуждать, сколько в России есть нефти, сколько газа, бессмысленно. Россия создала модель, в которой правил нет. И это понимают всюду: от Белоруссии до западноевропейских партнеров России по строительству Балтийского трубопровода. А отсутствие в политике правил — это еще хуже, чем ее аморальность, при которой действуют правила, пусть и не совпадающие с моральными принципами. Следствие — потеря Россией мало-мальского доверия в мировом сообществе.
Таким образом, в итоге путинского президентства Россия, кое в чем выиграв формально, проиграла фундаментально.
— А в чем она выиграла формально?
— Ну, например, создала ШОС (Шанхайская организация сотрудничества), вроде бы закрепилась в «Восьмерке», строит экспортные трубопроводы и т. п. Большим успехом можно считать ВТО, но это скорее личный успех Джорджа Буша, который просто уперся рогом в этом вопросе и не пошел на поводу у антироссийских сил в конгрессе. Но фундаментально Россия потеряла. ШОС — по большому счету без значения. «Восьмерка» — дутая. До реального вступления в ВТО еще далеко. То, что якобы Европа энергетически зависит от России, это прямо наоборот: поставщик-Россия от этих поставок зависит в процентном отношении больше, чем потребитель-Европа. А в результате, вместо того чтобы Россия, действительно став сильнее, получила бы в ответ более уважительное к себе отношение, отношение к ней стало намного хуже.
— Чем когда?
— Ну, скажем, чем десять лет назад, когда казалось, что у России есть большие потенции, которые позволят ей стать привлекательной для мира страной с перспективной моделью развития. За последние несколько лет непредсказуемость России, к тому же пытающейся навязывать Западу свои внутренние «самобытные» представления о политике, праве и бизнесе, всех чрезвычайно утомила. Вопрос «Кто вы, мистер Путин?» уже давно никто не задает. Да и сам мистер Путин, видимо, не знает на него ответа. Понятно сегодня лишь, что Владимир Путин, пробыв столько лет президентом, так и не стал политиком.
Путинскую Россию мотает из стороны в сторону, как шарик в «рокет-болле», и никто не может себе представить, куда он отлетит при следующем ударе. Тем более что никто не может толком понять, кто же и в какой момент реально держит в руках эту ракетку.
— А что светит России в наступившем году?
— Последние год-два стали периодом упущенных возможностей. Не будем уже говорить об исключительно благоприятной для России экономической ситуации. В США в ближайшие годы, да, наверное, никогда уже не будет более пророссийского президента, чем Буш. В Европе никогда не будет у руля столько пророссийских политиков одновременно. Трудно представить, чтобы в Кремле после 2008 года оказался человек, способный практически в одиночку принимать решения, определяющие фундаментальные повороты российской политики, опирающийся на фантастические рейтинги доверия своего народа и в общем-то принятый за своего на Западе. Увы, все эти выгоды оказались почти неиспользованными. Россия уже стала не столько страной «суверенной демократии», сколько полем противостояния нескольких групп с собственными, в первую очередь сугубо материальными, интересами. Жесткость их борьбы в 2007 году будет только расти. Отчасти это хорошо, ибо будет препятствовать монополизации власти. Но это значит, что опять никто не будет думать о стратегии развития страны, о том, что будет с ней и ее народом через десятилетие-другое. Какое уж тут будущее страны, когда деньги делить надо сейчас.
Сегодня все больше говорят о том, что России нужен настоящий национальный лидер, но национальные лидеры никогда не рождаются в борьбе нескольких глубоко коррумпированных групп за президентское кресло. Зато так, кстати, появляются хунты, как бы они ни назывались. Всему миру хотелось бы, чтобы этого не произошло в России, но от него, мира, это мало зависит…
Беседовал Андрей ЛИПСКИЙ
18.01.2007