Почему у «диких» племен нет педагогических проблем

Предисловие

Почему индейцы Южной Америки, Африки или аборигены Новой Зеландии по наблюдениям современников не имеют таких проблем, как проблемы отцов и детей? Почему их подростки в отличие от «цивилизованных» подростков не стремятся убежать от родителей и внутренне не отторгают их малейшее проявление заботы и внимания? Почему у одних сестёр или братьев полное взаимопонимание и они живут, как «не разлей вода», а другие в состоянии постоянного соперничества или конфронтации? Почему в отличие от нашего современного «цивилизованного» общества в диких племенах взрослые постоянно заняты физическим трудом, но при этом не выглядят несчастными и угнетенными? Почему малышам этих диких племен родители позволяют играть с ножами, стрелами, копьями и они практически никогда не калечат друг друга, тогда как в нашем обществе, ребенка всячески пытаются оберегать от опасностей, но при этом случаются непоправимые трагедии.

Вот один из таких примеров:

Родители обычной американской семьи очень беспокоились, что бассейн во дворе дома представлял опасность для их маленького ребенка. Они беспокоились о том, что ребенок может случайно упасть или намеренно прыгнуть в бассейн. Поэтому они соорудили ограду вокруг бассейна и всегда держали калитку на замке. Но, однажды, обнаружив калитку открытой, малыш вошел в нее, упал в бассейн и утонул. То есть он сделал именно то, чего так боялась мать.

Другой пример о детях, которые выросли в диких джунглях Индии:

Амалу и её сестру Камалу с детства воспитывали волки. После того как девочек обнаружили в джунглях, их поместили в сиротский приют. Их попытались научить жизни в человеческом обществе. Но все старания были напрасны. Девочки так и продолжали вести себя в соответствии волчьим привычкам: ютиться обнаженными по углам своих комнат; ночью проявляли активность и выли, чтобы привлечь внимание своей стаи. После продолжительных тренировок Камала научилась ходить на двух ногах, но бегать могла по-прежнему только на четвереньках. Долгое время они отказывались носить одежду или есть приготовленную пищу и предпочитали сырое мясо или падаль. К моменту смерти в возрасте семнадцати лет Камала знала пятьдесят слов, а уровень её умственного развития в это время примерно соответствовал уровню ребёнка трех с половиной лет.

Заданные вопросы и приведенные примеры на первый взгляд не имеют ничего общего, но в данном докладе я попытаюсь показать, что у всех этих явлений есть как минимум одна общая причина. И имя ей: принцип преемственности и непрерывности, который в одних случаях был нарушен, а в других соблюдён.

Введение

Всё во вселенной взаимосвязано и все процессы носят колебательный характер. Одним из таких процессов является развитие человечества на планете Земля. Миллионы лет человечество развивается, сменяя поколения за поколениями, накапливая опыт своего развития. В настоящее время учёные, эзотерики и др. исследователи всё чаще говорят о том, что в памяти каждого человека запечатлён исторический опыт всего человечества.

И хотя человечество появилось одновременно на всей планете, развитие и становление племен и народов в разных уголках Земли с течением многих тысячелетий имеют отличия. И к настоящему моменту эти различия бывают весьма велики, как, например, между образом жизни современного «цивилизованного» общества Евро-Американского конгломерата, Азии и скажем, племенами Африканских или Южноамериканских джунглей.

На меня произвела большое впечатление книга Джоан Ледлофф «Как воспитать ребенка счастливым». Эту книгу она написала на основе своих наблюдений в течение пяти экспедиций в Джунгли Южной Америки. В первую экспедицию она отправилась с целью поисков алмазов в бассейне реки Амазонка, но увидев контраст не только в образе жизни между «дикарями» и нашими «цивилизованными» людьми, но и их радостное и светлое отношение ко всему окружающему, она в последствии сама инициировала экспедиции в этот же регион. Она посвятила себя наблюдениям за еле уловимыми правилами общения индейцев с соплеменниками, их отношению к детям, к труду и многому другому, интуитивно зная, что ключ к пониманию многих проблем в «цивилизованных» семье и обществе можно найти именно здесь. Она задалась вопросом, почему же они так счастливы и благополучны при первобытнообщинном строе и минимуме технических приспособлений, тогда как библейская цивилизация, прославляя прогресс, находится в постоянном поиске путей к комфорту и счастью, но при этом общество в большинстве своем несчастно и неудовлетворено жизнью.

На основе её наблюдений и некоторых выводов и построен мой доклад.

1. Принцип преемственности и непрерывности

Джоан Ледлофф в своей книге для большей наглядности и понимания сути проблемы использует термин «континуум». С латинского оно переводится, как непрерывность. В русском языке такое слово используется в математике и ботанике. У англоговорящих людей слово с таким корнем присутствует в повседневном лексиконе, они имеют образ за этим словом, они его понимают. Но в русском языке это не так. Поэтому я решила заменить его другим словом, близким, на мой взгляд, по смыслу в данном случае. Слово это «Путь» — мы часто говорим «путь развития», в философии даосизма основной целью является поиск своего «Пути». Другое, схожее по смыслу слово, «Русло». Говорят: «русло реки», оно же направление течения, направление движения… В материалах, основанных на КОБе, мы часто встречаем термин «в русле Промысла».

Если рассматривать Русло развития России, как многонационального Блока, то образно предлагаю сравнить его с Великой рекой Волгой. Маленькие притоки можно назвать малыми народами (якуты, коми и др.), более крупные впадающие реки — более многочисленные народности, такие как, например, татары, башкиры и др.

Все мы, объединившись когда-то в одно русло, развивались бок о бок, не искажая русла рек, питавших наше общее Русло…

Итак, Ледлофф на основе своих наблюдений сравнивает, что происходит, если общество (пусть немногочисленное, как племя индейцев), развивается в рамках своего континуума, т. е. в Русле Промысла, и какие последствия имеет наша современная «цивилизация», которая несколько тысячелетий назад повернула в сторону от своего русла.

Теперь представим процесс воспитания детей как ключи, родники, истоки, питающие реку. Будет общество развиваться в Русле Промысла или нет, во многом зависит от того, какие основы заложены ребенку в раннем детстве и направили ли его родители, социальная среда в нужном Русле…

Рождаясь, человек содержит в себе некоторые ожидания, свойственные человечеству, и готов к развитию в определенных направлениях, соответствующих именно этим ожиданиям.

Ожидания проявляются в самом строении человеческого тела. Можно сказать, что лёгкие не только ожидают поступления кислорода, но и являются ожиданием кислорода. Глаза — это ожидание света определенной длины волны. Уши — это ожидание звуковых волн, а голос — ожидание того, что уши других людей действуют так же, как и его собственные. Водонепроницаемые кожа и волосы — ожидание дождя; волосы в ноздрях, ресницы, брови — ожидание пыли; пигментация кожи — ожидание солнца; потоотделение — ожидание жары; свертываемость крови — ожидание повреждений кожного покрова; мужское — ожидание женского, и наоборот; рефлексы — ожидание потребности в быстрой реакции в чрезвычайных ситуациях.

Строение каждого существа учитывает те события, с которыми это существо ожидает повстречаться. Это ожидание уже заложено и в человеке, и оно является результатом многократно повторявшегося опыта предков, полученного ими в схожих условиях жизни.

Поэтому, чтобы понять, что является правильным для данного вида, нужно определить его врожденные ожидания.

Что мы знаем о врожденных ожиданиях человека? Можно сказать, что ничего. Мы хорошо осведомлены о том, чего человек обычно хочет от жизни, или должен хотеть в соответствии с нашей системой ценностей. Но ожидания, заложенные эволюционным развитием в человеке, почти нам неизвестны. Рассудок узурпировал принятие решений о том, что для нас лучше всего, и настаивает на правоте своих домыслов, зачастую совершенно беспочвенных. Получается, что былое незыблемое ожидание человеком надлежащей окружающей среды и надлежащего с ним обращения теперь искажено.

Ожидания, с которыми мы приходим в этот мир, неразрывно связаны с заложенными в нас линиями развития (например, такими, как сосание, самосохранение, подражание). Как только мы получаем толчок в виде ожидаемого нами обращения или ожидаемых нами определенных обстоятельств, мы начинаем развиваться в заданном направлении, как нас к тому и подготовил опыт предков. Когда ожидаемое отсутствует, у человека начинает формироваться поведение, удовлетворяющее эти потребности, но искаженным, не присущим его естеству образом.

Ожидания человека касаются не только его физических потребностей, например в пище, воде, кислороде, тепле. У человека есть и ожидание соответствующей социальной среды (отношения со стороны окружающих, возможности применить свои силы именно в том виде деятельности, который подходит именно ему и т. п.). В раннем детстве ожидания более жёсткие — ребёнок ожидает конкретных, определённых вещей, с развитием ожидания смягчаются, для человека становятся приемлемыми более разнообразные варианты отношений, поведения окружающих. Тем не менее, все эти варианты не должны выходить из Русла.

Пример человеческих детей, выращенных животными, наглядно демонстрирует важность надлежащей среды для достижения индивидом присущего его виду уровня развития.

Каждая жизненная форма развивается не случайно, но преследует свои интересы. Развитие идет в направлении большей устойчивости, то есть большей способности к адаптации, а значит большего разнообразия, сложности.

1.1. Различия в воспитании «диких» племен и «цивилизованного» общества
с самого рождения.

Каким образом обращаются с младенцами «дикари»? В своей книге Ледлофф очень подробно описывает детали их обращения с детьми:

С рождения дети индейцев постоянно присутствуют при любой деятельности своих родителей. С того момента, как пуповина отделена от ребенка, его жизнь уже полна событий. Пока ребенок в основном спит, но и во сне он привыкает к голосам людей своего племени, звукам их деятельности, толчкам, резким и неожиданным движениям и остановкам, к давлению на различные участки его тела, когда родитель меняет положение ребенка, совмещая текущую деятельность или отдых с уходом за своим чадом. Младенец также познает ритмы дня и ночи, изменения температуры своего тела и приятное ощущение безопасности и тепла от прикосновения к живой плоти родителя. Ребенок осознает эту настоятельную потребность лишь тогда, когда его вдруг отнимают от уютного тела. Его ожидания именно таких событий и уверенность в том, что ему нужен именно такой опыт, поддерживает Русло всего племени.

Малыш ощущает свою «правильность» и поэтому лишь изредка извещает родителей о своих потребностях плачем.

Во время этого, назовем его «ручным», периода (периода, когда ребенок в основном находится на руках у родителей — примерно с рождения до момента, когда он начинает ползать) малыш получает опыт, отвечающий его врожденным ожиданиям, которые потом сменяются новыми, также требующими соответствующего опыта. Движется малыш очень немного и в основном пребывает в расслабленном, пассивном состоянии. Он, конечно, не похож на тряпичную куклу: мышцы, безусловно, имеют тонус, — но ребенок пользуется лишь минимумом своей мышечной силы для наблюдения за происходящим, принятия пищи и опорожнения кишечника. У него есть еще одна нелегкая задача: удержание в равновесии головы и тела (для того чтобы наблюдать, принимать пищу и облегчаться) во множестве различных положений, что зависит от действий и поз человека, который держит ребенка.

Малыш может лежать на чьих-то коленях и лишь иногда соприкасаться с руками, которые делают что-либо над ним, например, шьют, гребут веслами в каноэ или готовят пищу. Ребенок чувствует, как колено вдруг наклоняется, и рука берет его за запястье. Колено исчезло, а рука стала сжимать еще сильнее, затем она поднимает малыша в воздух, и вскоре он находится в новом положении, соприкасаясь с телом взрослого. Теперь уже руки исчезли, а локоть прижимает тело ребенка к бедру, чтобы наклониться и подобрать что-то свободной рукой, при этом на мгновение ребенок оказывается в положении вниз головой. Потом мать двинулась в путь, побежала, снова пошла, ребенок при этом чувствует разные ритмы движения и множество толчков. Затем, возможно, его передали другому человеку, и у ребенка появились новые ощущения: новая температура тела, гладкость и запах кожи, тембр голоса, телосложение; может быть, это костлявая старушка, может, ребенок с пронзительным голосом, а может, и мужчина, говорящий басом. Или же ребенка снова подняли за одну руку и погрузили в прохладную воду, обрызгали и обмыли, затем стряхнули струйки воды ладонью. Его водружают обратно на влажное бедро взрослого, которое греет ребенка, тогда как все остальное тело постепенно охлаждается на воздухе. Он чувствует тепло солнца или же пронизывающую прохладу ветра, или же и то и другое одновременно, когда с солнечной поляны он вдруг попадает в тень леса. Малыш уже почти высох, но неожиданно хлынул дождь и облил его с ног до головы. Но вот наконец он дома, холод и влага сменились на тепло пламени в домашнем очаге, которое согревает его гораздо быстрее, чем тело матери.

Иногда в деревне бывают общие празднества, и малыш, уже спящий, чувствует довольно резкие толчки и встряски, пока его мать подпрыгивает и танцует в ритме музыки. Во время дневного сна его ожидают похожие приключения. Ночью мать спит рядом с ребенком, как обычно, касаясь его своим телом, и он ощущает движения, слышит её дыхание и иногда тихое посапывание. Она часто просыпается, встает со своего гамака и, сжимая дитя между бедром и туловищем, подкладывает дрова и ворошит угли, поддерживая огонь в очаге. Если ночью ребенок просыпается голодным и не может сам найти грудь матери, то он извещает её о своей потребности. Она дает ему желаемое, и спокойствие безо всяких усилий снова восстановлено. Его полная событиями жизнь мало чем отличается от жизни миллионов предков и отвечает его внутренним ожиданиям.

Деятельность ребенка во время «ручного периода» очень ограниченна, но все же он получает разнообразный богатый опыт, находясь на руках занятого делом человека. По мере того как ожидания ребенка удовлетворяются и он становится психологически развитым и готовым к получению нового опыта, он подает сигнал, означающий изменение ожиданий в соответствии с его внутренними импульсами. Эти сигналы правильно истолковываются врожденным инстинктом его родителей. Когда ребенок улыбается и агукает, это вызывает у родителей удовольствие и желание провоцировать эти замечательные звуки как можно чаще и слышать их как можно дольше. Быстро избирается подходящий для этого способ, который, поощряемый реакцией ребенка, повторяется вновь и вновь. Позже, по мере повторения, этот способ уже не вызывает у ребенка такого восторга, и его реакция дает понять взрослому, чтобы тот изменил свое поведение.

Затем, малыша уже начинают подкидывать вверх и ловить почти у самой земли. Потом еще более сложные манипуляции и т.д.

Таким образом, органы чувств ребёнка получают огромный и разнообразный материал в идее событий, предметов и явлений, с тем, чтобы тренировать и совершенствовать свою деятельность и развивать умственные способности. Ведь умственные способности малыша и его физическое развитие неразрывно связаны.

Через что проходит ребёнок из нашего «цивилизованного» общества?

«Цивилизованный» малыш ничем не отличается от своего «дикого» собрата: те же руки, ноги, голова. Несмотря на то, что в последние тысячелетия мы пошли другим путем, миллионы лет эволюции остаются общими как для индейцев, так и для нас. Несколько тысяч лет, за которые уход от нашего Русла привел к возникновению «цивилизации», необыкновенно коротки по сравнению с миллионами лет эволюции. За такой короткий период природа человека никак не могла сколь-нибудь значимо измениться. Поэтому человеческие ожидания одинаковы как для малышей в рамках континуума, не имеющих обделенных предков, так и для детей, чье рождение, к примеру, медикаментозным путем преждевременно вызвал акушер, спешащий на встречу с друзьями в баре.

Уже на протяжении многих десятилетий в наших роддомах врачи отдают ребёнка матери не сразу, а через несколько минут или даже часов, когда она, как минимум подсознательно, уже «в состоянии траура и скорби». В результате женщина часто чувствует вину за то, что не смогла «стать хорошей матерью», полюбить свое дитя, а также страдает от пресловутой послеродовой депрессии, классической трагедии западного общества, тогда как природа готовила её к самому глубокому, волнующему и радостному событию в жизни — рождению ребёнка.

«Новорожденного ребёнка, снедаемого древним желанием прикосновения к гладкой, излучающей тепло, живой плоти, заворачивают в сухую безжизненную материю. Его кладут в ящик, служащий кроваткой, и оставляют одного, задыхающегося в слезах и рыданиях, в совершенно неподвижном заточении (впервые за время своего беззаботного существования в чреве матери и за миллионы лет эволюции его тело испытывает эту пугающую неподвижность). Все, что он слышит, — вопли других жертв этой невыразимой пытки. Звуки для него ничего не значат. Малыш плачет и плачет; его легкие полыхают обжигающим воздухом, а сердце распирает отчаяние. Но никто не приходит. Не теряя веры в «правильность» своей жизни, как и заложено в него природой, он делает единственное, что у него пока получается, — продолжает плакать. Проходит целая вечность, и ребёнок забывается сном.

Вдруг он просыпается в этой безумной и пугающей гробовой тишине и неподвижности, вскрикивает. С ног до головы его тело охватывает огонь жажды, желания и невыносимого нетерпения. Хватая ртом воздух для дыхания, дитя кричит и надрывается; пронзительный звук его воплей наполняет голову пульсирующей лавиной. Он кричит до хрипов в горле, до боли в груди. Наконец боль становится невыносимой, и вопли постепенно слабеют, затихают. Ребёнок слушает. Открывает ладони, сжимает кулаки. Поворачивает голову в одну сторону, в другую. Ничего не помогает. Это просто невыносимо. Он снова взрывается рыданиями, но натруженное горло снова дает о себе знать болью и хрипами, и вскоре ребёнок затихает. Он напрягает свое измученное желанием тело и находит в этом какое-то облегчение. Тогда он пытается махать руками и ногами. Останавливается. Это существо не способно думать, не умеет надеяться, но уже умеет страдать. Прислушивается. Затем снова засыпает.

Проснувшись, малыш мочится в пеленку, что хоть как-то отвлекает от мучения. Но удовольствие от процесса и приятное струящееся ощущение теплоты, влажности в районе нижней части тела вскоре исчезают. Теплота становится неподвижной и постепенно сменяется пробирающим холодом. Он двигает ногами. Напрягает тело. Всхлипывает. Охваченный отчаянием, желанием, безжизненной неподвижностью, мокрый и неустроенный, ребёнок плачет в своем убогом одиночестве, пока не забывается в одиноком сне.

Вдруг, что за чудо, его подняли! Желания и ожидания маленького существа, похоже, начали находить свое удовлетворение. Мокрую пеленку убрали. Какое облегчение! Живые, теплые руки прикоснулись к его коже. Подняли ноги и обернули их новой сухой, безжизненной тканью. Вот и все. Прошел лишь миг, и ему кажется, что не было вовсе и этих теплых рук, и мокрой пеленки. Нет осознанной памяти — нет и надежды, даже искры. И снова невыносимая пустота, безвременье, неподвижность, тишина и желание, жажда. Природой заложенные инстинкты ребёнка пускают в ход крайние меры, но все они предназначены для заполнения пустот в потоке правильного обращения или для сигнала о помощи к тому, кто хочет и может её оказать. У человеческой природы нет способности разрешения таких экстремальных ситуаций. Это находится за пределами его широких возможностей. Новорожденный, проживший от силы несколько часов, уже вышел за пределы спасительных сил могучего Русла и находится в полной растерянности. Его пребывание в чреве матери стало первым и последним периодом его жизни, который можно было бы назвать состоянием непрерывного благополучия. Природа же заложила в человеке ожидание, что в таком состоянии он проведет всю свою жизнь. Однако это могло произойти лишь при том условии, что мать правильно обращается со своим ребёнком и вступает с ним во взаимодополняющие и взаимообогащающие отношения.

К тому времени, когда младенец оказывается в доме своей матери, он уже сведущ в этой жизни. Для него жизнь будет казаться очень одинокой, черствой и нечувствительной к его сигналам, полной боли и страдания.

Но человечек не сдался. Его жизненные силы — отныне и пока он жив — будут пытаться восстановить баланс».

Мать с ребёнком выписывают из роддома, и они отправляются домой. Но дом для ребёнка мало чем отличается от палаты роддома, за исключением того, что раздражение и сыпь на попке регулярно смазывают кремом. Часы бодрствования ребёнка проходят в зевоте, жажде и нескончаемом ожидании того, что «правильные» события наконец заменят тишину и пустоту. Иногда, лишь на несколько минут в день, его непреодолимое желание прикосновения, жажда рук и движения утоляются. Она любит его со всей неведомой ранее нежностью. Сначала ей бывает тяжело класть ребёнка после кормления обратно в кровать, и особенно потому, что он так отчаянно кричит. Но она убеждена, что это делать необходимо, так как если поддаться ребенку сейчас, то потом он вырастет испорченным и избалованным. Она же хочет делать все правильно; в какой-то миг к ней приходит ощущение, что это маленькое существо на руках ей важнее и дороже всего на свете.

Она вздыхает и кладет ребёнка в кроватку, украшенную желтыми утятами и вписывающуюся в дизайн всей детской комнаты. Она приложила немало стараний, опираясь на моду и рекламу, чтобы украсить её мягкими легкими шторами, ковром в виде огромной панды, обставить мебелью: белым шкафом, ванночкой и пеленальным столиком со всякими присыпками, маслами, мылом, шампунем, расческой, которые сделаны в особой детской цветовой гамме. На стене висят картинки детенышей разных животных, одетых по-человечески. Ящики шкафа заполнены крошечными кофточками, пижамками, ботиночками, шапочками, рукавичками и пеленками.

Мать склоняется поцеловать гладкую, как шелк, щечку ребёнка и покидает комнату. Тело младенца сотрясает первый душераздирающий крик. Она тихонько прикрывает дверь. Она объявила ему «войну». Её воля должна победить. За дверью раздаются звуки, похожие на крики человека под пыткой. Её внутренний голос говорит ей, что ребенку плохо. Если природа даёт понять, что кого-то пытают, то так оно и есть.

Истошные вопли ребёнка — не преувеличение, они отражают его внутреннее состояние.

Мать уверена, что на самом деле он ни в чем не нуждается, а поэтому пусть плачет, пока не устанет.

Ребёнок просыпается и снова плачет. Когда он устает и замолкает, мать приоткрывает дверь, заглядывает в комнату, чтобы убедиться, что он на месте. Затем тихонько, словно боясь разбудить в нем ложную надежду на внимание, она снова прикрывает дверь и торопится на кухню, где она работает. Плач малыша постепенно перешел в дрожащие стенания. Так как на плач не следует никакой реакции (хотя ребёнок ожидает, что помощь должна была давным-давно подоспеть), желание что-то просить и сигнализировать о своих потребностях уже ослабло и затерялось в пустыне равнодушия. Он оглядывает пространство вокруг. За поручнями кроватки есть стена. Свет приглушен. Но он не может перевернуться. И видит лишь неподвижные поручни и стену. Слышны бессмысленные звуки где-то в отдаленном мире. Но рядом с ним нет звуков, тишина. Он смотрит на стену, пока его глаза не смыкаются. Открыв их снова, он обнаруживает, что поручни и стена все на том же месте, но свет стал еще более приглушенным.

Вечное разглядывание поручней и стены перемежается вечным разглядыванием поручней и потолка. Там далеко, с другой стороны, есть какие-то неподвижные формы. (папа мне рассказывал, что когда я была грудничком, то «жила» в отдельной комнате от родителей. Для разнообразия, он нарисовал на стене рядом с кроваткой геометрические фигуры, чтобы мне было на что смотреть, может быть поэтому мне всегда нравилась в школе геометрия ?)

Но иногда, бывает, ребёнок может видеть угол внутри коляски и иногда, если его положат на спину, небо, внутреннюю часть крыши коляски и время от времени высотные дома, проплывающие мимо него на расстоянии. (Одним из моих ранних впечатлений отложившихся в памяти — это полиэтиленовое окошко внутри красной коляски и виды каких-то строений из него. Родители были очень удивлены, что я помню и цвет коляски и наличие окошек по бокам в ней)

Взрослые частенько трясут перед лицом ребёнка гремящими предметами, и близость этого движения и звука создает впечатление, что жизнь совсем рядом. Малыш протягивает руки и ударяет по погремушке, ожидая, что вот-вот почувствует «правильность» своего существования. Дотягиваясь до погремушки, дитя хватает её и тащит в рот. Нет, совсем не то. Он взмахивает рукой, и погремушка летит прочь. Но тут же человек возвращает игрушку ему в руки. Со временем ребёнок понимает, что вслед за тем, как бросишь вещь, появляется человек. Ему хочется, чтобы эта спасительная фигура появлялась вновь и вновь, поэтому он бросает погремушку или любой другой предмет до тех пор, пока трюк с появлением человека работает. Когда погремушка перестала возвращаться в его руки, осталось лишь пустое небо и внутренняя часть крыши коляски.

Но часто его награждают частицами жизни, когда он начинает плакать в коляске. Мать сразу начинает покачивать коляску, поняв, что это вроде успокаивает малыша. Его невыносимое желание движения, опыта, который получали его предки в первые месяцы жизни, сводится лишь к потряхиванию коляски, дающему пусть убогий, но все же какой-то опыт и ощущения. Голоса неподалеку никак не относятся к нему самому, а поэтому не имеют никакой ценности с точки зрения удовлетворения его ожиданий. Но все же эти голоса нечто большее, чем безмолвие детской.

К «экспертам», которые советуют вести себя с ребёнком приблизительно таким образом относится и Бенджамин Спок, по книгам которого, к сожалению, воспитывались я и многие мои сверстники.

Предметы, которые взрослые помещают в пределы досягаемости малыша, предназначены для приблизительной подмены недополученных впечатлений и опыта. Все знают, что игрушки служат для успокоения маленького горемыки. Но почему-то никто не задумывается, из-за чего же он так неутешно плачет.

Пальму первенства здесь держит плюшевый мишка или любая другая мягкая игрушка, с которой можно «спать в обнимку» ночью. (Я знаю, что мои родители и родители большинства моих сверстников никогда не брали детей в свою постель, в соответствии с бытовавшим в те времена мнением, что это дурной тон. Кроме того, эти родители, став уже бабушками и дедушками, ворчат, если узнают, что их дети берут внуков к себе в кровать спать вместе.)

Итак, мишка нужен для того, чтобы обеспечить ребенку постоянное присутствие близкого существа. Постепенно формирующуюся крепкую привязанность к игрушке взрослые склонны рассматривать скорее как наивную детскую причуду, а не признак обделенности вниманием ребёнка, который вынужден липнуть к неодушевленному куску материи, заменяющему ему верного и постоянного друга. Укачивание в коляске и кроватке — тоже лишь суррогат нужного ребенку движения. Но оно настолько убогое и однообразное по сравнению с тем, которое испытывает ребёнок на руках, что вряд ли приносит облегчение изголодавшемуся по движению одинокому и заброшенному существу. Мало того, что такое движение — лишь жалкое подобие настоящего ощущения жизни, оно ещё и происходит совсем редко. На коляску и кроватку также вешают гремящие, бряцающие и звякающие при прикосновении игрушки. Обычно они окрашены в яркие, броские цвета, надеты на веревочку, чтобы было на что посмотреть, кроме стены и потолка. И действительно, они привлекают внимание ребёнка. Но меняют их очень редко, если вообще меняют, поэтому эти игрушки ничего не дают малышу с точки зрения разнообразия зрительных форм и звуков.

Объем получаемого ребёнком опыта, необходимого для развития, при таком подходе, практически равен нулю, а его основные ощущения — жажда и желание (чего-либо).

Миллионы лет малыши на уютных руках матери наблюдали за опасностями окружающего мира, между тем как их матери перебирались вброд через реки, бродили среди лесов, саванн и где бы там ни было. Что же осталось современным малышам? Безмолвие и неподвижность кроваток или однообразное и щедро смягченное подушками покачивание коляски; плюс иногда удается попрыгать у взрослого на коленках, а если совсем повезет, то отец, который ещё способен слышать голос природы, подбросит малыша в воздух.

Ничто в истории развития предков человека не подготовило новорожденного к тому, что его будут оставлять одного, бодрствует он или спит, и тем более оставлять одного плакать.
 

1.2. Какими должны быть естественные роды и обращение с детьми
в их первые месяцы жизни

Украинка Светлана Бондарь создала прекрасную книгу «Рождение в пространстве Любви». В свободной продаже я её не нашла, и мне её привезли из Киева по Интернет заказу. Книга о том, какими должные быть естественные роды в домашних условиях и своего рода методика для родителей, решивших самостоятельно принять в наш мир своё дитя по дородовой подготовке и поведению мамы и папы в процессе родов. В ней хорошо показано, что происходит как на физическом плане, так и на тонких уровнях каждого из участников родов.

После рождения малыша необходимо сразу положить на живот матери, она гладит его, успокаивает. Как только новорожденный самостоятельно задышал, а пуповина полностью перестала пульсировать и была безболезненно отрезана, ему тут же, без всяких задержек на взвешивание, омовение, осмотр и прочее, должны дать грудь матери. Именно в эти минуты, когда роды позади, а мать и дитя впервые встретились как два независимых человека, должен произойти импринтинг (запечатление в психике ребёнка первого увиденного).

У людей в отличие от большинства животных в инстинктах заложена необходимость импринтинга, т. е. мать сама чувствует необходимость запечатлеться в психике своего ребёнка, ведь человеческий детеныш чересчур слаб и беспомощен, чтобы следовать за кем-либо, и единственный контакт, который он способен поддерживать со своей матерью, это крик, в случае если его ожидания не удовлетворены.

Этот важнейший механизм импринтинга настолько мощен и так глубоко укоренился в природе женщины, что главенствует над всеми остальными её импульсами и соображениями. Какой бы уставшей и голодной ни была мать, какие бы другие проблемы её ни занимали, она неизменно сначала накормит и приласкает неказистого человечка, которого она видит впервые. Если бы это было не так, человек бы не прошел через все эти сотни тысяч поколений. Импринтинг, неотъемлемая часть гормонально обусловленных событий родов, должен произойти сразу же после рождения, иначе будет слишком поздно.

Наличие импринтинга в цепи событий — необходимое условие нормального развития отношений между матерью и ребёнком.

Что же происходит, если процессу импринтинга помешали и ребёнка забрали у матери именно в тот момент, когда она была готова приласкать дитя, дать ему грудь, взять на руки, прижать к своему сердцу, или если в мать накачали столько обезболивающих, что она уже не способна полностью ощущать установление связи со своим ребёнком? В этом случае потребность в запечатлевании младенца переходит в ощущение горя и утраты. Когда время упущено, а потребность осталась неудовлетворенной, то в рамках человеческой природы предполагается, что ребёнок «умер» и необходимость в запечатлении уже отпала.

Установившаяся за время беременности прочная, неразрывная связь между матерью и ребёнком резко рвётся, когда роды происходят в условиях роддомов. Будучи в чреве матери, ожидания малыша удовлетворялись, поэтому и после родов он ожидает, что и будущие его ожидания также будут удовлетворяться

Но многие дети последних нескольких сотен лет, а в некоторых культурах и слоях общества несколько тысячелетий, были лишены важнейшего первого опыта, но это не изменило ожиданий новорожденных оказаться сразу после родов на груди у своей матери.

События, происходящие непосредственно после рождения, производят на человека наибольшее впечатление, чем вся оставшаяся жизнь. То, что встречает младенец, определяет его отношение к жизни. Последующие впечатления могут только в большей или меньшей степени дополнить это первое впечатление, полученное ребёнком тогда, когда он ещё ничего не знал об этом мире. В этот момент его ожидания самые незыблемые из всех, что у него когда-либо будут. Разница между уютом чрева и незнакомым безразличным внешним миром огромна, но, человек рождается готовым к огромному шагу — переходу из чрева на руки матери.

Природа и опыт предков подготовили младенца к тому, что в первые месяцы после рождения он в основном находится на руках у родителей. Это время «ручного периода» продолжается до момента, когда ребёнок начинает ползать. В этот период его сознание претерпевает серьезные изменения.

Ранний опыт формирует психобиологическое строение человека на всю будущую жизнь, при этом, чем раньше произошел опыт, тем сильнее его влияние.

Сначала младенец только наблюдает, он не может думать. Сознание младенца в корне отличается от сознания взрослого. Ребёнок не может разобраться, какие впечатления правильные, а какие — нет. В самом начале жизни первые после рождения сигналы, приходящие через органы чувств, создают абсолютное и безоговорочное впечатление о состоянии вещей, имеющее отношение только к врожденным ожиданиям младенца и, конечно, никак не связанное с течением времени.

Ожидания ребёнка смешиваются с реальностью, на древние врожденные ожидания накладываются (но не изменяют и не вытесняют их) ожидания, основанные на его собственном опыте. Степень несоответствия приобретенных ожиданий врожденным определяет, насколько человек отклонится от заложенного в нём потенциала быть счастливым.

Врожденные ожидания и полученные на основе опыта, совсем не схожи. Врожденные ожидания безусловны до тех пор, пока их исправно удовлетворяют, в то время как приобретенные ожидания, которые не соответствуют врожденным, имеют неприятный привкус разочарования и проявляются как сомнение, подозрение, страх того, что будущие события принесут новые беды. Самое ужасное проявление этого несоответствия — необратимое смирение с условиями жизни, не подходящими человеческой природе.

Все эти реакции защищают наше Русло или Путь развития, но смирение вследствие полной безнадёжности притупляет основное ожидание того, что будут созданы условия, в которых новые ожидания могут быть успешно удовлетворены.

Линии развития прерываются в том месте, где отсутствует необходимый опыт (например, если ребенку никогда не пели песни, не ставили слушать классическую музыку или не давали в руки карандаши в раннем детстве, то он вряд ли станет хорошим музыкантом или талантливым художником). Некоторые линии прерываются ещё в младенческом возрасте, другие — в детстве, а третьи всю жизнь успешно развиваются в соответствии с континуумом.

Принцип непрерывности заключается в том, что человеку необходимо чередование опыта. Малыш получает опыт, отвечающий его врожденным ожиданиям, которые потом сменяются новыми, также требующими соответствующего опыта.

Неправильно думать о рождении как о моменте завершения формирования ребёнка, как о сходе с конвейера готового продукта, ведь некоторые способности «родились» еще в чреве, а некоторые начнут работать намного позже.

Масару Ибуки в своей книге «После трёх уже поздно» пишет:

«Дитя человеческое рождается гораздо менее развитым, чем детеныши животных: он умеет только кричать, наблюдать и сосать молоко. А детеныши животных, например, собаки, обезьяны или лошади, умеют ползать, цепляться или даже сразу вставать и идти. Зоологи утверждают, что новорожденный ребёнок отстает от новорожденного детеныша животного на 10-11 месяцев».

То что, мозг человеческого новорожденного не на столько развит как у животных, говорит о его огромных потенциальных возможностях. Его мозг, в отличие от животных еще не сформирован и образно похож на чистый лист бумаги. От того, что будет записано на этом листе, зависит насколько полноценным человеком станет ребёнок.

«Период, когда связи между клетками мозга формируются наиболее активно, — это период от рождения ребёнка до трех лет. В это время зарождается примерно 70-80 % таких соединений. И по мере того как они развиваются, возрастают возможности мозга. Уже в первые шесть месяцев после рождения мозг достигает 50 % своего взрослого потенциала, а к трем годам — 80 %. Конечно, это не значит, что мозг ребёнка после трех лет перестает развиваться. К трем годам в основном созревает задняя часть мозга, а уже к четырем годам в этот сложный процесс включается та его часть, которая называется „лобные доли“».

Необходимо всегда помнить, что у человека, недобравшего необходимый для развития опыт, различные эмоциональные, интеллектуальные и физические способности могут находиться на самых разных ступенях развития и вместе с тем сочетаться друг с другом. Все линии развития, прерванные или достигшие зрелости, работают вместе, но каждая ждет опыта, отвечающего её потребностям, и не может развиваться дальше без этого опыта. Благополучие во многом зависит от того, каким образом произошёл сбой и в каких областях развития.

Между тем каждое наше впечатление независимо от других впечатлений необходимо для развития какого-либо аспекта личности. Без необходимых ему впечатлений человек не может правильно развиваться; когда же требуемый опыт накоплен, становится возможным дальнейшее развитие. Но возможности для получения нового опыта должны быть разнообразными.

Российский педагог исследователь Михаил Петрович Щетинин пишет: «Загоняя детей в рамки привычного, «навсегда данного», оберегая от борьбы, мы тем самым лишаем их ощущения своей значимости на земле… Ребёнок рвется к серьезному диалогу с жизнью, имея на это и право, и возможности».

Необходимо, чтобы предметов, ситуаций и людей вокруг ребёнка было больше, чем он может использовать в данный момент, чтобы он мог открывать и расширять свои способности, но не слишком много, чтобы он мог при желании сосредоточиться на чём-то одном. При этом, не желательно менять обстановку в комнате, где он проводит большую часть времени. Об этом пишет и Масару Ибуки «Дети воспринимают предметы не обособленно, а во взаимосвязи друг с другом. Это в свою очередь способствует их развитию, поэтому нам, взрослым, следует избегать резких изменений, которые могут нарушить представления ребёнка об устойчивости и порядке в мире».

При постоянной осознанности и применения этого со стороны родителей, ребёнок не требует полного внимания матери, ибо его не обременяет груз нереализованных бессознательных желаний, и положение вещей в настоящем его полностью устраивает. В природе все устроено экономно, и ребёнок не требует больше, чем ему нужно на самом деле.

Ребёнок по крупицам собирает необходимый для развития опыт. Не важно даже, если он не был полон и события происходят в неправильной последовательности. К концу такого накопления ребёнок должен получить необходимый минимум опыта каждого вида, который используется как фундамент для новой стадии восприятия опыта. Если же необходимый минимум не достигнут, то события новой стадии, происходи они хоть тысячу раз, не будут восприниматься ребёнком и способствовать формированию его личности.

Ребёнок, которого не держат на руках, не только копит опыт, но и своим поведением пытается как-то заменить недополученный опыт и смягчить страдания. Он яростно пинает ногами, пытаясь забить мучительное желание прикосновений теплой плоти, он машет руками, вертит головой из стороны в сторону, чтобы отключить свои органы чувств, напрягает тело, выгибая дугой спину. И это явные признаки, что родителям нужно изменить свое поведение и уход за малышом.

Если необходимость постоянного контакта с матерью была к этому времени полностью удовлетворена, то потребность быть на руках быстро отпадает, и ребёнок начинает жить за счёт энергии, накопленной во время «ручного периода», которая требует подпитки лишь в экстремальных ситуациях. Тогда он вновь обратится к матери за поддержкой. Эти чрезвычайные ситуации случаются всё реже, и независимость ребёнка укрепляется всесторонне и быстро.

Неравномерное развитие ребёнка (в одном направлении он идёт вперед, в другом — отстаёт и ожидает возможности получить недостающий опыт) ведет к раздвоению его желаний: в любых своих действиях он хочет быть центром внимания; он никак не может полностью сосредоточиться на поставленной задаче, в то время как часть его души всё еще жаждет беззаботного существования на руках матери, решающей все проблемы.

1.3. Детство

Итак, Человеку необходима цепь последовательных событий, отвечающих заложенным в нём ожиданиям и тенденциям, и происходящих в условиях, в которых эти ожидания и тенденции были сформированы ранее у его предков. К этим условиям относится и «правильное», то есть удовлетворяющее истинные потребности человека, отношение других людей.

На руках у матери ребёнок чувствует, что всё так, как должно быть. О себе он ничего не знает, кроме ощущения своей правильности, привлекательности и желанности. Без этого убеждения человек любого возраста ущербен: он не верит в свои силы, чувствует себя обделённым, ему не хватает спонтанности и грации.

Сразу после рождения младенец необычайно восприимчив. Он не способен рационально мыслить, сознательно запоминать, размышлять или рассуждать.

Все дети правильные, но сами они могут это знать только через отражение, через то, как с ними обращаются.

Если мать при замене пеленок или памперсов отворачивается в сторону, на её лице отражается отвращение, она старается сделать всё быстро и на лице у неё нет улыбки, ребёнок очень четко улавливает это и откладывает в памяти. Чем больше ребёнок осознает такое отношение матери, тем больше примешивается смущение, предвестник страха и вины.

Страх огорчить свою мать растет вместе с сознанием. Он может начать совершать различные действий, чтобы изменить ситуацию: хватать мать за волосы, опрокидывать тарелку с едой, слюнявить её одежду, тыкать пальцем ей в рот, тянуть за ожерелье, бросать свою погремушку, пытаться выбраться из коляски или нечаянно сбить ногой чашку с чаем.

Ребенку трудно связать свои действия с её реакцией. Он не замечает, что чашка с чаем упала, он не может понять, что плохого в хватании за ожерелье и почему после этого мать так злится; ему совершенно невдомёк, что он обслюнявил какую-то вещь; он лишь смутно понимает, что, сбросив тарелку с овсянкой с целью вызвать интерес к своей персоне, он действительно привлекает внимание, но вот жаль только не то, которого бы ему хотелось.

И всё же малыш чувствует, что даже такое внимание лучше, чем ничего, поэтому продолжает сбрасывать на пол посуду со своей едой. Он хочет ощущения «правильности», которое спрятано где-то здесь: в матери, в пище, в нём самом. Но как бы он ни старался показать свои потребности, это ощущение так и не приходит. Наоборот, бурная реакция ребёнка вызывает у матери отторжение, которое со временем он сможет как-то себе объяснить — в отличие от бесконечного неправильного отношения в первые месяцы жизни, которое он вообще никак не мог понять. Равнодушие, невнимательность и тоска стали для него основными параметрами этой жизни. Он ведь не знал ничего, кроме этого. Получается, что всё его существо вопит, просит и ждёт. Все остальные же остаются равнодушными, бездействующими, невнимательными. Хоть это проходит с ним через всю жизнь, он может и не замечать этих моментов, по той простой причине, что он не может себе представить других отношений с окружающими.

Чувство собственной правильности — это единственное чувство человека по отношению к себе, на основе которого индивид может построить свое благополучное существование.

Без чувства своей правильности человек не может определить, сколько ему требуется комфорта, безопасности, помощи, общения, любви, дружбы, удовольствия, радости. Человек без этого чувства обычно считает, что «счастье там, где нас нет».

Чтобы с ними правильно обращались, малыши вынуждены быть чрезвычайно привлекательными. Ведь они маленькие, слабые, медлительные, беззащитные, неопытные, зависимые от старших, но привлекательность компенсирует все эти недостатки.

Не имеет значения, кто играет роль отца или матери — мужчина или женщина, для младенца существует только одно взаимоотношение — отношение с матерью, и в каждом из нас заложено умение безошибочно распознавать бессловесный язык новорожденного и действовать в соответствии с ним. Каждый из нас — будь он мужчина, женщина, девочка или мальчик — обладает доскональными знаниями по уходу за ребёнком, несмотря на то, что недавно, то есть не более чем несколько тысяч лет назад, мы пошли на поводу у фантазий интеллекта в этом чрезвычайно важном деле. Мы так далеко ушли от своих же врожденных способностей, что теперь уже почти забыли об их существовании.

По мере того как ожидания ребёнка удовлетворяются и он становится психологически развитым и готовым к получению нового опыта, он подает сигнал, означающий изменение ожиданий в соответствии с его внутренними импульсами. Задача родителей понять это и вести себя в соответствии новым ожиданиям ребенка.

Изначально малыш усваивает только то, что относится к образу жизни, который, как следует из обстоятельств, потом станет его собственным.

Так же как и радиоприемник по воле человека, желающего слушать конкретную радиопередачу, настроен на принятие волн определенной длины, хотя приемник может работать и на других волнах, психобиологическое восприятие изначально имеет огромный потенциал, но вскоре сужается до необходимого для жизни диапазона.

Слух также действует избирательно — он ограничен тем, что в нашей культуре считается необходимым слышать. Остальное отбрасывается. Сами по себе уши могут слышать намного больше звуков, чем те, которые мы обычно воспринимаем.

Диапазон слуха индейцев подходит для их нужд. Наш подходит нам лучше, ибо спасает от звуков, которые для нас были бы лишь бессмысленным шумом. В нашей культуре было бы неприятно, например, просыпаться среди ночи из-за того, что рядом с домом проехал автомобиль.

Чтобы не дать мозгу захлебнуться в море ощущений, нервная система играет роль фильтра. Восприимчивость к звукам может быть усилена или ослаблена без всякого волевого усилия в соответствии с установками нервной системы. Хотя слух никогда не перестает работать, некоторые слышимые звуки так и не доходят до сознания и остаются в подсознании с младенчества до смерти.

То, что принято называть сверхъестественными или магическими способностями, часто всего лишь способности, исключаемые нервной системой (по требованию условий жизни) из используемого нами набора возможностей. Их можно развить практикой, направленной на отключение нормального процесса отсеивания. Иногда они могут возникать при чрезвычайных обстоятельствах.

Сверхъестественные силы высвобождаются только в особых случаях. Известно много случаев появления временных или постоянных экстрасенсорных способностей людей после каких-то чрезвычайных происшествий.

Любопытным исключением из этого правила являются люди, чьи отсеивающие механизмы были тем или иным способом временно или перманентно испорчены. Такие люди при благоприятных обстоятельствах становятся ясновидящими.

Обычно нормальные границы человеческого восприятия нарушаются в условиях чрезвычайного эмоционального напряжения. Когда жертвы несчастных случаев внезапно видят неотвратимость своей смерти, они отчаянно взывают к своей матери или к тому, кто занимает место матери в их чувствах. Этот зов часто доходит до матери или человека, олицетворяющего мать, через любые расстояния. Пример: опубликованный недавно на сайте www.mera.com.ru случай из войны, когда солдат перед расстрелом взывал к своей жене, и та почувствовала этот зов.

Предчувствие возникает иначе: неизвестное событие, угрожающее ужасными последствиями, может пробиться в сознание совершенно спокойного человека, во сне или наяву. На большинство предчувствий не обращают внимания из-за запретов верить в «подобную чушь» и даже не осознают.

Что касается других способностей человека, то индейцы Южной Америки, например, могут заметить силуэт маленькой птички среди теней стоящих стеной джунглей, в то время как мы видим только листья, даже если нам укажут место. Они видят рыбу среди пены горных потоков, а мы, опять же, даже при всем своем желании ничего не замечаем. А воспитанные волками дети имели феноменальное ночное зрение. Человек способен приспосабливаться к любой среде обитания, даже неподходящей ему по природе, если на то вынуждают обстоятельства.

И это превышает способность любого животного перенимать повадки человека. Но большинство детей, выросших среди зверей, а потом попавших к человеку, были обречены на смерть или страдания. Они оказывались не в состоянии наложить человеческую культуру на свою уже устоявшуюся и развитую культуру животного.

Это говорит о том, что усвоенная культура становится неотъемлемой частью природы человеческого существа. Эволюция заложила в нас ожидание участия в культуре. Нравы, усвоенные из культуры посредством этого ожидания, интегрировавшись, становятся столь же неотъемлемой частью личности, сколь и врожденные повадки у других животных.

Если рассмотреть низкий уровень умственного развития Камалы, рожденной человеком, а воспитанной волком, то станет понятно, что это было оптимальным использованием умственных способностей в подобных обстоятельствах. Другие её способности были феноменальны: она необыкновенно ловко перемещалась на четырёх конечностях, имела острейшее обоняние (чуяла мясо за семьдесят метров), прекрасно видела в темноте, быстро бегала и легко переносила резкие перепады температур. Раз она выжила среди волков, она, скорее всего, великолепно охотилась и отлично ориентировалась в джунглях. Получается, что Русло развития животных её не подвело. Она успешно развила способности, нужные для её образа жизни.

Точно так же взрослый человек, чьё поведение уже запрограммировано для жизни среди людей, не сможет успешно приспособиться к жизни в качестве другого животного.

Очень широко распространено убеждение, что, обращая на ребёнка слишком много внимания, мы мешаем развитию независимости и что, постоянно таская его на руках, мы ослабляем его будущую уверенность в себе. Но независимость сама по себе возникает из полноценного опыта «ручного периода», когда ребёнок постоянно находится рядом с родителем, не обращающим на него чрезмерного внимания. Он просто наблюдает окружающий мир и жизнь своего родителя, находясь в полной безопасности на руках. В семьях «колыбельных цивилизаций», вроде южноамериканских индейцев, когда малыш покидает руки матери и начинает ползать, бегать на четвереньках и ходить, никто даже не пытается вмешаться и «защитить от опасностей». Здесь роль матери заключается в том, чтобы быть готовой приласкать и утешить ребёнка, когда он приходит к ней или зовет ее.

Правда, при этом надо учитывать, что в природе нет такого количества «техно»-опасностей, которые насоздавали люди. То есть не стоит беспечно относиться к тому, где и как находится малыш, «подражая» индейцам.

Ж. Ледлофф приводила интересные примеры из своего опыта пребывания среди индейцев. Её часто использовали как врача, и однажды к ней прибежал совсем маленький мальчик с таким порезом на большом пальце руки, что у неё похолодела кожа, но при этом сам малыш ей улыбался, он сказал, что его мама отправила к ней за помощью. Но сама она не пошла с ним. В другой же раз она оказывала медицинскую помощь взрослому мужчине, который держался за руку жены. То есть у них не считается зазорным обращаться за поддержкой к женщине, будь то жена или мать. Но если мать чувствует, что ребенок сам готов справиться со своей трудностью, она не навязывает ему своего присутствия, и не выражает излишнее волнение.

Предоставляя детям с раннего детства свободу выбора и доверяя его личному Пути, родители поощряют тем самым развитие потенциальных способностей и умственных в том числе.

Но исковерканная в раннем детстве личность может снизить естественный потенциал умственных способностей. Все здоровые дети изначально талантливы, поэтому ответственность за разделение детей на умных и глупых, забитых и агрессивных ложится на воспитание, причем в самом раннем (грудном) возрасте. М. П. Щетинин также неоднократно писал о том, что не бывает бездарных детей, бывают невнимательные и не чуткие учителя. Это можно сказать и о родителях.

С каждым днем малыш склонен всё больше узнавать культуру своего народа. Он начинает различать роль матери и отца в своей жизни. Мать так и остается тем, кто обеспечивает ребёнка всем необходимым и даёт, ничего не ожидая взамен, кроме удовлетворения от «отдачи». Мать ухаживает за ним просто потому, что он есть; его существования достаточно, что бы гарантировать её любовь. Её безусловное принятие ребёнка остается постоянным. Отец же становится персоной, заинтересованной в социализации ребёнка и в его продвижении к независимости. Отец так же, как и мать, безусловно любит ребёнка, но при этом его одобрение зависит от поведения малыша. Таким образом, природа обеспечивает равновесие и поощряет общественное поведение. Позднее отец будет всё более отчетливо становиться представителем общества и, показывая своим примером, что ожидается от ребёнка, подведёт его к выбору поведения, соответствующего определенным традициям, частью которых будет и ребёнок.

Подражая мужчинам, мальчики узнают о своём месте в культуре и об устройстве своего общества. Чуть повзрослев, девочки станут следовать примеру женщин и активно участвовать в их занятиях. Дети входят в культуру каждый по-своему и в своем темпе. Поэтому нельзя тормозить или ускорять стремления ребенка к участию в делах окружающих.

Занятия ребёнка имеют конечной целью развитие независимости. Помогать ребенку больше или меньше, чем ему нужно, значит мешать достижению им этой цели.

Каждый ребёнок по природе стремится к гармоничной жизни в коллективе, а не к конфликтам. Все, что он делает, должно приниматься как действие по своей сути «правильного» существа. Эта аксиома правильности и социальности как врожденной черты человека лежит в основе отношения многих племен «колыбельных цивилизаций» к людям любого возраста. Тот же принцип лежит в основе отношения к растущему ребенку родителей и всего его окружения.

Первоначальное значение слова «образование» — это «лепить по какому-то образу», и хотя это, может быть, несколько лучше, чем более распространенное представление об образовании как о «зубрежке» и «вдалбливании», но ни один из этих подходов не соответствует врожденным ожиданиям ребёнка. Вылепливание ребёнка по какому-то образу взрослым является лишь помехой в его развитии, ибо естественный и самый эффективный образ заменяется менее естественным и эффективным. Аксиома врожденной социальности совершенно противоположна господствующему в цивилизованном обществе поверью, что ребёнок может стать общительным (социальным), только если сдерживать его порывы. Одни считают, что вразумление и «сотрудничество» с ребёнком позволяют лучше с ним справиться, чем угрозы, оскорбления или розги, но в основе обоих этих взглядов, а также всех промежуточных подходов, лежит представление о ребёнке как об антиобщественном существе, которым необходимо манипулировать, дабы сделать его приемлемым. Если общества, следующие своему Руслу, чем-то в корне отличаются от нашего общества, так это безоговорочным принятием ребёнка как правильного существа.

Именно отталкиваясь от этой аксиомы и того, что из неё следует, можно понять то, что изначально кажется необъяснимым: отчего индейцы с их странным поведением столь благополучны, а мы, с нашими изощренными расчетами, столь несчастны.

Таким образом, избыток или недостаток помощи мешает развитию ребёнка. Ребёнок может развиваться лишь настолько, насколько он сам склонен. Любопытство ребёнка и собственное желание определяют, чему и в каком объеме он может научиться безо всякого ущерба своему целостному развитию. Руководство со стороны взрослых может способствовать развитию одних способностей за счет других, но весь спектр способностей никак не может быть развит сверх врожденных границ. Если родители, как им кажется, ведут ребёнка в наилучшем для него (или для себя) направлении развития, он платит за это своей целостностью. Напрямую страдает его благополучие, зависящее от полного и гармоничного развития всех способностей.

Необходимо заметить, что ребёнок в раннем возрасте никак не может распознать неадекватную мать, не способную растить своё дитя в нужном Русле. Для каждого ребенка его родители и мать в особенности все равно самые лучшие на свете.

Позже с развитием интеллекта ребёнок начинает понимать, что его интересы и интересы матери совершенно расходятся. Ему приходится бороться с матерью, чтобы спасти себя. И всё же в глубине души он лелеет мысль, что мать любит его безусловно, без всяких «но», просто так, за то, что он есть, хотя вслух он может говорить об обратном. Все доказательства враждебности матери, любые логические обоснования, его отторжение и протесты против её действий не могут освободить ребёнка от внутреннего убеждения, что мать все-таки любит его, обязана любить, несмотря ни на что. Ненависть к матери (или к её образу) как раз и демонстрирует поражение в войне с этим убеждением. Это состояние свойственно многим подросткам.

Чувство независимости человека и его эмоциональное созревание берут своё начало в многогранном опыте «ручного периода». Ребёнок может стать независимым от матери, лишь пройдя стадию абсолютной от неё зависимости. От неё на этой стадии требуется правильное поведение, предоставление ребенку опыта «ручного периода» (то есть ношение на руках) и обеспечение перехода к другим стадиям.

Но освободиться от травмы, нанесенной матерью, не следовавшей Руслу (принципу непрерывности целостности процесса развития), невозможно. Потребность в её внимании так и останется с человеком на всю жизнь.

Ответственность, и её степень взрослого человека во всех проявлениях, также является следствием раннего воспитания.

Ребёнок стремится поступать так, как, ему кажется, от него ожидают.

Если мать дает ему понять, что от него ожидают уступить ей заботу о его безопасности, то, повинуясь своим социальным инстинктам, он пойдет ей в этом навстречу. Если за ребёнком постоянно следят и направляют его движение туда, куда матери кажется правильным, а когда он проявляет инициативу, за ним бегают и останавливают, он очень быстро учится не отвечать за себя, как того и требует от него мать.

Михаил Щетинин говорит: «…чтобы воспитать ответственность, есть одно средство: возложить её на ребёнка».

Одна из отличительных черт человека как вида — способность интеллекта противоречить врожденным наклонностям. Как только человек сходит с Пути, выпадает из Русла и полностью выводит из строя его балансирующие механизмы, возникает множество всякого рода извращений, ибо велика вероятность того, что несведущий, благонамеренный, последовательный интеллект наломает дров, ибо он не способен принять во внимание бесчисленное количество факторов, определяющих выбор правильного поведения.

Как уже было сказано, поведение ребёнка в очень большой степени определяется тем, чего от него ожидают. Взрослый попечитель силой воли заставляет ребёнка подчиниться и тем самым подрывает работу механизма самосохранения. Малыш перестает уверенно себя чувствовать в окружающем мире и вынужден бессознательно следовать абсурдной инструкции причинить себе вред. Это можно проследить по тому, что многие дети убегают от родителей, которые постоянно твердят не бегать далеко от взрослых. Или, бывает, дети ошпаривают себя кипятком, т. к. часто слышат предупреждения об ожогах. Возможны и многие другие ситуации. Ж. Ледлофф приводит также трагический пример с малышом, который утонул в бассейне на территории дома родителей. Мать так переживала, что малыш может самостоятельно подползти к краю бассейна и нырнув туда, утонуть, что распорядилась огородить бассейн небольшим заборчиком. Но однажды, калитку по недосмотру оставили открытой, и ребёнок сделал то, чего от него ожидала мать. В отличие от такого поведения и трансляции негативных мыслей, жители традиционных культур или «колыбельных цивилизаций», оставляют ребёнка даже там, где рядом есть обрыв, яма, или бурная река, полагаясь на инстинкт самосохранения, который у детей очень сильно развит.

Бессознательное делает из опыта привычку, а из привычек — автоматические действия, чтобы не отвлекать внимание разума на часто повторяющиеся действия и на поддержание равновесия психики, ибо интеграция и усвоение получаемой информации — слишком сложный процесс для такого ненадежного механизма, как ум. Кроме того, бессознательное настолько наблюдательно, что замечает не то, что говорят, а в первую очередь то, что имеют в виду, выказывая тоном голоса или поведением. По всем этим причинам логика бессознательного может быть прямо противоположна разуму. Таким образом, ребёнок может совершенно ясно понимать рассуждения взрослого и даже соглашаться с ними, но на бессознательном уровне получать установку на поведение, противоположное увещеваниям взрослого. Другими словами, он скорее сделает то, что, как он чувствует, от него ожидают, чем то, что ему говорят делать. Ребенку настолько мучительно не хватает благосклонности матери, что он даже готов причинить себе вред, лишь бы оправдать её ожидания.

Если же ребёнок лишен надлежащего опыта или если от него ожидают хулиганского поведения, он может так далеко уйти от своего врожденного чувства правильного, что перестанет быть чувствительным и к ожиданиям окружающих, и к своим собственным потребностям континуума.

Самая обычная похвала и осуждение совершенно сбивают с толку детей, особенно в самом раннем возрасте. Если ребёнок сделал что-то полезное, например, сам оделся, покормил собаку, собрал букет полевых цветов или вылепил птичку из куска глины, ничто не может его обидеть больше, чем выражение удивления его социальным поведением. Восклицания типа: «Ах, какая ты умница!», «Смотри, что Петенька смастерил, да еще сам!» — подразумевают, что социальность в ребёнке неожиданна, несвойственна и необычна. Его ум может быть польщен, но на уровне чувств ребёнок будет разочарован тем, что не смог сделать того, что от него ожидают и что по-настоящему делает его частью культуры, семьи. Даже среди самих детей фраза типа: «О! Смотри, что Маша сделала в школе!», сказанная с неподдельным удивлением, скорее расстроит Машу. Она почувствует себя изолированной от своих сверстников, будто её не похвалили, а сказали: «Ну какая же Маша толстая!» (или глупая, но не такая, какой её ожидают видеть).

Осуждение, особенно усиленное клеймом «Вечно ты…», также крайне плохо сказывается на ребенке, ибо предполагает, что от него ожидают несоциального поведения. «Эх ты, раззява! Опять потерял варежку!» или «Что мне с тобой делать!» или безнадёжное пожатие плечами, или общепринятое утверждение, типа: «Все мальчишки — сорванцы», подразумевающее, что дети по своей природе скверные, или просто выражение лица, показывающее, что плохое поведение не было неожиданностью, — все это столь же разрушительно сказывается на ребенке, как и удивление или похвала за социальное поведение.

Используя потребность ребёнка делать то, чего от него ожидают, взрослые могут на корню загубить его творческие способности. Достаточно сказать что-то типа: «Лучше рисуй над линолеумом в прихожей, иначе заляпаешь краской весь паркет». Ребёнок отметит про себя, что рисовать — значит «ляпать», и ему потребуется воистину необыкновенное вдохновение, чтобы вопреки ожиданию матери нарисовать что-то красивое. Как бы взрослые ни выражали пренебрежение ребёнком — улыбкой или криком, — результат будет один и тот же.

Если в общении с ребёнком мы исходим из того, что он по своей сути социальное существо, нам необходимо знать его врожденные ожидания и тенденции, а также то, как они проявляются.

Не позволяя маленьким девочкам реализовывать глубоко заложенное в них стремление по-матерински заботиться о малышах и направляя их ласку на кукол вместо настоящих детей, мы, между прочим, оказываем медвежью услугу будущим детям этих девочек. Маленькая девочка, воспитываемая в условиях Русла, еще не научилась понимать указаний своей матери, а уже ведет себя по отношению к младенцам именно так, как они требуют с незапамятных времен. Когда она подрастет, она уже будет настолько хорошо разбираться в уходе за детьми, что ей и в голову не придет, что с ребёнком можно обращаться иначе или что об этом нужно задумываться. Так как все детство она занималась младшими детьми в своей семье или у соседей, когда приходит время замужества, ей нечему научиться у доктора Спока, её руки сильны и могут носить ребёнка, и она знает бесчисленное количество способов, как держать ребёнка, когда готовишь пищу, копаешься в огороде, моешь посуду, подметаешь пол, спишь, танцуешь, купаешься, ешь или делаешь что бы то ни было. Кроме того, она почувствует нутром — какие действия не соответствуют её природе или природе ребёнка.

Так как девочка возилась с настоящими детьми, а не с куклами, ей это никогда не надоедало. По-видимому, забота о младенцах — самое сильное проявление человеческой природы, и бесконечные терпение и любовь, необходимые младенцам, заложены в каждом ребёнке, будь то девочка или мальчик.

То, что ребёнок физически слабее взрослых и зависим от них, это не значит, что с ним можно обращаться с меньшим уважением, нежели со взрослым. Об этом очень четко говорит Щетинин: «Предполагай в ученике достоинства до того, как они проявятся, уважай в нем личность и общайся с ним на равных».

Мы не должны сомневаться в желании ребёнка сотрудничать!

В моей памяти сохранилось очень яркое воспоминание, как однажды для утренника на 23 февраля в детский сад мы с родителями по поручению воспитателя вместе делали пять морских фуражек для мальчиков. Они были почти как настоящие, и мы писали желтой краской какие-то слова по ободу. Сейчас я понимаю, что вряд ли я четырёхлетняя смогла бы аккуратно написать эти буквы (хотя со всеми буквами уже была знакома), но у меня осталось четкое ощущение, что мы делали это вместе всей семьей и с удовольствием.

Если ребенку с самого раннего детства предоставляют возможность выбора, то его способность рассуждать развивается необыкновенно хорошо, будь то принятие решений или обращение за помощью к старшим. Осторожность соответствует уровню ответственности, и, следовательно, ошибки сведены к самому минимуму. Принятое таким образом решение не идёт против сущности ребёнка и ведёт к гармонии и удовольствию всех, кого оно касается. Помню, я в семь лет уже могла самостоятельно ездить на автобусе в другой конец города в секцию танцев или в поликлинику на периодическое обследование, т. к. имела хроническое заболевание некоторое время. Родители мне доверяли, т. к. оба работали весь день. Поэтому я воспитала в себе достаточно рано чувство независимости и ответственности за свою жизнь. При этом для меня было очень странно видеть, что некоторых детей вплоть до средних классов ежедневно водили в школу родители. И я знаю, что таким детям при этом было не по себе. К сожалению, такая чересчур навязчивая забота со стороны матери или отца в детстве формирует у человека неуверенность в себе и безответственность в будущем.

Также у меня всегда вызывало удивление, если кто-то из женщин боялся оставлять двух-трех летних малышей со старшими детьми (если разница в возрасте небольшая), потому что в моём опыте это происходило постоянно с младшей сестрой, и никаких ЧП не происходило.

Для любого, кто попытается претворить принцип непрерывности на практике в цивилизованном обществе, пожалуй, самым сложным окажется довериться способности ребёнка позаботиться о собственном самосохранении. Большинство по крайней мере будут украдкой с опаской поглядывать на детей, рискуя тем, что ребёнок поймает этот взгляд и истолкует его как ожидание от него неспособности себя уберечь.

Дети каждой возрастной группы осваивают понятия, соответствующие их уровню развития, следуя по пятам старших детей до тех пор, пока сами не достигают полного понимания всех оборотов речи и не обретают способность понимать взрослых и всё содержание речи, которую они слышали с младенчества.

В нашей системе мы пытаемся догадаться, что и в каком количестве ребёнок может усвоить. В результате возникают противоречия, непонимание, разочарование, злость и вообще потеря гармонии.

Если взрослые во что бы то ни стало пытаются заставить ребёнка что-либо понять, то возникает конфликт между уровнем познавательных способностей ребёнка и тем, чего, как он чувствует, от него ожидают. Если же детям позволяют беспрепятственно слушать и понимать то, что они могут понять на своем уровне развития, исчезают всякие указания на то, какую информацию, по мнению взрослых, ребёнок должен усвоить, что и предотвращает этот разрушающий конфликт.

2. Последствия отсутствия необходимого детского опыта во взрослой жизни

Если принцип непрерывности не был соблюдён и последующие события в жизни человека не отвечают характеру опыта, обусловившего его поведение, он склонен влиять на события так, чтобы они стали похожи на первоначальный опыт, даже если это не в его интересах. Если он привык к одиночеству, то бессознательно устроит свои дела так, чтобы чувствовать схожее одиночество. Все попытки с его стороны или со стороны обстоятельств сделать его более или менее одиноким будут сталкиваться с сопротивлением человека, склонного к сохранению своей стабильности.

Человек имеет тенденцию поддерживать даже обычный уровень беспокойства. Если вдруг окажется, что беспокоиться не о чем, это может вызвать куда более глубокое и острое волнение.

Для кого-то, кто привык жить «на краю пропасти», полная защищенность и спокойствие становятся столь же невыносимыми, как и падение на самое дно пропасти. Во всех этих случаях действует тенденция поддерживать то, что должно было быть полным благополучием, заложенным в младенчестве.

Попытки радикально изменить устоявшийся круг общения или взгляд на успех и неудачу, счастье и несчастье встречают сопротивление встроенных в нас стабилизаторов, и наши намерения отлетают от них как от стенки горох. Волевые усилия редко способны сломить крепость привычки.

Чтобы жизнь была сносной, одним людям необходимо часто впадать в плохое физическое состояние (склонность к несчастным случаям), а другим нужно стать на всю жизнь калеками, чтобы выжить в условиях огромной потребности в материнской заботе, в развлечении или в наказании. Третьим приходится делать себя хрупкими, чтобы поддержать нужное им отношение семьи; такие люди по-настоящему заболевают, только когда другие относятся к ним слишком плохо или слишком хорошо.

Одним из таких примеров является одна из моих родственниц. Родилась она третьим ребёнком в семье и о детстве помнит, что старшей сестре и брату родители всегда уделяли больше внимания и заботы, кроме того сестру всегда оберегали от любых хозяйственных дел и физических нагрузок, в связи со слабым здоровьем. Т. к. младшая дочь была не очень желанным ребёнком (о чем, кстати, она случайно подслушала разговор взрослых), на неё всегда перекладывали дела по хозяйству, ей доставалась ношенная сестрой одежда, а часто вся лучшая еда доставалась старшим брату и сестре (это были 50-е годы, с продовольствием было напряженно). По её рассказам, чтобы привлечь внимание и ласку своей мамы, она часто ела зимой сосульки и снег, чтобы заболеть, и чтобы с ней обращались, как со старшей сестрой. Но по природе она была здоровым человеком, и ей не удавалось заболеть.

В дальнейшем, она вышла замуж за человека, сироту при живых родителях, и бессознательно заботилась о нем как о своем ребенке (т. к. он в свою очередь не получил опыта материнской ласки), что её вполне устраивало. Затем у них родились трое детей, она сумела создать между сыновьями и с ней хорошие человеческие отношения, но когда они стали уже самостоятельными, у неё появились всякого рода заболевания. Она стала частым пациентом больниц. А взрослые сыновья проявляли максимум заботы и внимания к ней. Во многом, причиной болезней были и остаются отношения с мужем, но пока дети были маленькими она могла заботиться о всех четырех мужчинах, при этом, по её словам, здоровье её было крепким. То есть настало время, когда близкие люди смогли восполнить её недополученный опыт, чем она бессознательно и воспользовалась.

Таким образом, каждый человек ещё в детстве бессознательно создает свои стереотипы поведения, нормы, эталоны поведения на всю жизнь, с которыми он будет сравнивать все остальное, которыми будет все измерять и уравновешивать. Его стабилизирующие механизмы будут работать на поддержание этих норм.

Подобные полезные механизмы становятся для некоторых жестокой ловушкой, своеобразным пожизненным заключением в переносной тюрьме, о чём они даже не осознают.

Большинство людей моего поколения, будучи детьми не получили сполна опыт на руках у матери, поэтому у многих из нас существует потребность в доказательствах своей правильности и привлекательности, мы продолжаем уже на подсознательном уровне искать этих впечатлений и опыта в определенном и заложенном природой порядке. Неудовлетворенная потребность во впечатлениях «ручного периода» ждёт своего удовлетворения и накладывает отпечаток на дальнейшее развитие тела и мышления.

Это может проявляться в самых различных формах.

Ненависть к себе, неуверенность — обычные явления в нашем обществе. Единственное отличие — степень их запущенности, что зависит от того, когда и насколько недостаток различного опыта повлиял на наши врожденные качества.

Ощущение счастья уже перестает быть нормальным состоянием человека и вместо этого становится его целью. Целью, которую человек пытается достичь, предпринимая всевозможные усилия, приносящие краткий, но иногда и более продолжительный результат.

Самым распространенным проявлением недостатка «ручного» опыта стало, пожалуй, глубокое чувство тревоги и неудобства здесь и сейчас. Человек чувствует смутное беспокойство, словно что-то важное, но неуловимое, упущено и навсегда утеряно.

Жажда обретения этого чего-то часто выражается в том, что человек связывает своё благополучие с достижением какого-либо события или обладанием предметом в обозримом будущем; другими словами: «Я буду доволен, если бы только…» Далее следует желаемое событие или предмет, типа: новый костюм, новый автомобиль, продвижение по службе или повышение зарплаты, другая работа, возможность съездить куда-нибудь в отпуск или переехать в желаемое место насовсем, муж, жена или ребёнок (если их ещё нет) для приложения своих нежных чувств.

Когда желаемое достигнуто, это обозримое будущее, столь же недостижимое, как в своё время мать, вскоре заполняется очередным «если бы только». Погоня за отдалённым желаемым становится новым этапом в достижении утерянного благополучия — благополучия здесь и сейчас.

Жизненная энергия человека поддерживается надеждой достижения ряда целей в будущем. Высота планки желаемых целей зависит от того, насколько мать обделила человека в младенческом возрасте впечатлениями «ручного периода».

Как ни странно, большинство баснословных богачей стремятся стать ещё богаче, люди, стоящие у власти, мечтают быть более всемогущими, таким образом, их томление и страстное стремление обретает форму и направление. Но те немногие, кто достиг всего или почти всего, вынуждены жить с неутолимой тоской и жаждой.

В браке это проявляется наиболее очевидно. Постоянная детская потребность обоих партнеров в материнском внимании звучит во фразе: «Я люблю тебя, я хочу тебя, я не могу без тебя». Первые два заявления вполне нормальны для зрелого человека, но привычное «я без тебя не могу», хоть и принимается в нашем обществе и даже носит романтический оттенок, подразумевает потребность побыть ребёнком, окруженным материнской заботой и теплом.

Зачастую здесь преобладает желание быть центром внимания (то есть преобразованная потребность того внимания, которое необходимо младенцу, но никак не подростку или взрослому), и партнеры по умолчанию по очереди играют роль матери.

Разводы между мужем и женой также можно рассматривать как отголосок недополученного опыта в детстве. Для людей с «высокими запросами», тех, кто в своём младенчестве был настолько обделён вниманием и впечатлениями, что уже не может принять другого со своими нуждами и потребностями, для таких поиск постоянного партнера — это бесконечный и безрезультатный процесс. Их предали ещё в раннем детстве, оставив утопать в море глубокой и отчаянной тоски по чему-то невыразимому. Страх очередного предательства настолько велик, что когда такой человек находит потенциального партнера, и даже создает с ним семью, то осознав это бежит в ужасе, дабы не подвергать себя и партнера повторному испытанию «предательством» и лишний раз не напоминать себе, что он не любим безоговорочно, просто так, как того требует его внутренний ребёнок. Однако в силу замкнутости круга «побегов от предательства» и зацикленности на себе, как раз и совершаются сплошные «предательства», Многие так и продолжают всю жизнь по мере возможности менять партнеров, не уживаясь с «обыкновенными» мужчинами или женщинами и стремясь найти «идеальные» отношения с человеком более важным, чем они сами.

Сложности в поиске подходящего партнера усугубляются и особенностями нашей культуры, например, любовными героями, созданными телевидением, романами, рекламой. Идеализированные и приукрашенные персонажи, сотворенные кинематографом, создают у зрителя иллюзию того, что это и есть те самые «правильные» и «ласковые, как мама» люди. Мы почему-то проникаемся к ним детским доверием и наделяем актеров аурой совершенства и качествами их персонажей.

В отношениях между сестрами и братьями недостаток полноценного опыта в младенчестве оборачивается постоянным соперничеством, завистью, ревностью к родителям и даже порою ненавистью между ними.

Наиболее яркий пример — это близнецы. Среди моих родственников есть двойняшки сестры — они уже взрослые и имеют внуков. Но отношения между ними трудно назвать сестринскими. Между ними всегда чувствовалось соперничество и потребность доказать своё существование и правильность. Одна из них развелась с мужем, почти сразу после рождения дочери, а вторая, что вышла замуж позже, всеми силами пыталась сохранить брак, даже когда её отношения с мужем достигали невыносимых страданий (их дети к тому времени уже были взрослыми, и имели свои семьи). Из жажды максимально отличаться от сестры, она шла на всё, доставляя боль и мужу, и детям, и себе, лишь бы не развестись и не стать как её сестра одинокой. Обе они не достаточно уравновешенны в эмоциональном плане, при этом первая всегда теряла работу из-за конфликтности в коллективах. Вторая не позволяла себе конфликтности в обществе, при этом всегда навязывала своё мнение сестре как должно себя вести и что делать. В юности, первая сестра была более привлекательной и имела больший успех у молодых людей, нежели вторая. Вторая делала упор на своем образовании и учёбе, дабы преуспеть в другом. Но при этом образование они получили одинаковое. И если быть внимательным, то можно сказать, что они очень похожи в своих действиях и поступках, их алгоритмы мышления идентичны, но они не могут терпеть, когда им говорят, что они похожи не только внешне, но и по характеру.

Некоторые известные психоаналитики, вроде З. Фрейда или А. Менегетти в своих трудах утверждают, что чувство соперничества между детьми носит естественный природный характер. У близнецов соперничество начинается ещё в утробе матери, как борьба за пространство, а затем борьба за ласку и внимание родителей. Но, поразмышляв над книгой Ж. Ледлофф, я пришла к выводу, что это не так. Ведь дети в утробе матери изначально чувствуют, что это их естественная среда, и то что рядом бьется сердце еще одного человечка, это тоже для них естественно. Они не могут сравнивать ситуацию с другой, то есть если бы они были одиноки в чреве матери, тем более не имея осознанности. Так как они обеспечены всем необходимым, им комфортно (а по другому быть не может, так заложено природой), то и причин для борьбы у них не может возникнуть.

Что же случилось в детстве этих двойняшек, почему они бессознательно ненавидят друг друга. Причина, на мой взгляд, была непосредственно связана с моментом после родов. Девочки родились очень маленькими, меньше двух кг, и врачи были убеждены, что одна из них, наиболее слабая, не выживет. Это происходило в сельской местности в начале 50-х годов, когда были тяжелые условия проживания на селе, и прокормить сразу двоих малышей, работая при этом в колхозе от зари до зари было весьма тяжело. Трудно сказать сейчас, принесло бы для родителей этих девочек облегчение, если бы выжила только одна дочка, но неизбежно в сознании родителей отложилось, что жизни достойна только одна из них. Начиная с этого момента, сестёр стали по умолчанию делить на здоровую и на слабую. Именно та что была более слабенькой, начала в детстве заикаться, именно она пыталась всегда доказать родителям, что имеет право на существование и любовь окружающих такую же как и её сестра, именно она достигла в жизни большего социального статуса, несмотря на отсутствие внутреннего состояния правильности и спокойствия. Но это обстоятельство доказывает также, что человек сам в себе готов воспитать определенные качества, имея цель, пусть даже неосознанную.

Если говорить об отношении старшего ребёнка к младшим, то, получив весь необходимый опыт, находясь на руках у матери в младенчестве, причём по доброй воле, старший ребёнок совершенно спокойно воспримет приход в семью нового ребёнка, который займет его место, т. к. нет никаких оснований для соперничества, ведь никакие его желания и потребности не ущемляются.

Ранний опыт влияет и на отношение взрослого человека к труду. Когда младенец получает всё необходимое, при этом ничего не делая, это естественно сменяется возрастающим желанием делать что-нибудь самому, то есть работать. Если человек в раннем детстве так и не испытал, что значит быть совершенно пассивным, то у него так и остается склонность к нажиманию кнопок, сбережению своего труда. (поэтому у нас такое отношение к работе). Нажатие кнопки сродни подаче ребёнком сигнала матери о какой-либо возникшей у него потребности, но в отличие от матери кнопка уж точно сделает желаемое без всяких оговорок. Тяга к труду, необычайно сильная у людей живущих в «колыбельных цивилизациях», у нас сходит на нет; она не может появиться на фоне полнейшего нежелания заботиться о себе самостоятельно. Труд становится для большинства из нас горькой необходимостью. И тогда любая бытовая техника, которая экономит пару несложных движений, становится для нас символом утраченного комфорта.

Человек, отсиживающий от звонка до звонка свой скучный рабочий день за экраном компьютера и имеющий дело лишь с бумажками и умозаключениями, будет реализовывать свои внутренние ожидания в чем-то типа гольфа. Не подозревая о том, что шарм гольфа в его абсолютной бесполезности. Если бы игрока заставили проделать всё это насильно, то он бы подумал, что это, наверное, какое-то сектантское наказание со скрытым смыслом.

Секрет привлекательности аттракционов в их ремне безопасности, иначе чем объяснить наши пристрастия к «американским горкам», аттракционам с «мертвой петлей» и колесу обозрения, как не недостатком опыта, где мы находились бы в полной безопасности, при этом постоянно меняя свою позу, тогда как вокруг нас то и дело возникали непредвиденные угрозы.

На аттракционе человек получает удовольствие в тех обстоятельствах, которые в реальной жизни вызвали бы у него панический страх. Неудивительно, ведь мы в безопасности. Только за это ощущение мы готовы выкладывать свои деньги на билеты.

Сколько людей тратят всю жизнь в поиске доказательств своего существования! Гонщики, альпинисты и прочие сорвиголовы, обожающие играть со смертью, часто просто пытаются подойти как можно ближе к грани между жизнью и смертью, чтобы ощутить, что они действительно живы.

Последствия раннего обращения с детьми мы можем также наблюдать у людей, привыкших к неряшливости. Они пачкаются, чавкают, разбрасывают вокруг себя мусор, лишь бы оставить доказательства своего существования, привлечь внимание к своей особе.

Мужчины, стремящиеся обладать женщинами, вроде Казановы, пытаются доказать себе, что достойны любви. Каждый миг в объятиях каждой из женщин вносит свою лепту в восполнение упущенного опыта. Тоже, пожалуй, можно сказать и о распутных женщинах.

Мученик страдает в укор окружающему, делая упор на объёме своих мучений, дабы это зачлось ему в будущем. Причина склонности к такому поведению — всего лишь в том, что мать бурно переживала каждый раз, когда ребёнок ушибался.

Актер часто ощущает потребность находиться на сцене перед большой аудиторией почитателей, чтобы доказать, что он действительно центр внимания, хотя на самом деле его гложет необоримое сомнение в этом; отсюда его неослабное желание находиться на публике.

К сожалению, существуют и такие, также обделенные в детстве, которые переносят свою боль и недовольство на других. Самый очевидный пример невольного страдальца — это ребёнок, которого бьют родители, сами пострадавшие и обделенные в детстве.

Производители рекламы научились играть на чувствах обделенной материнским теплом публики. Рекламные лозунги своей популярностью свидетельствуют о том, чего не хватает большинству современных «цивилизованных» обывателей: «Если ты приобретешь то-то, то снова почувствуешь счастье и довольство», купи «райское наслаждение», или «Бери от жизни всё», или «Ты тоже принадлежишь к поколению „Пепси“», «Джинсы Ливайс — свобода движения», «Новая Икея обустраивает вашу жизнь» — всё это в сопровождении кадров со «счастливыми» довольными молодыми людьми.

Престижные меха, автомобили, место жительства и т. д. окружают человека, создавая иллюзию самодостаточности и безопасности во враждебном мире. Наша культура может продолжать внушать нам, что иметь, а что нет, но мы по-настоящему хотим только одного — быть в ладах с самим собой.

3. Общество

Мы ведем образ жизни, к которому нас не подготовила эволюция, при этом справиться с этими неестественными условиями становится чрезвычайно сложно, ибо наши способности ущербны из-за перенесенных лишений в младенчестве и детстве.

Нравственность — это своего рода чувство Русла в различных его проявлениях.

Тот факт, что люди все чаще теряют беззаботность и спокойствие, нельзя списывать лишь на потерю человеком своего места в Русле Промысла в раннем детстве и недостатком соответствующего обращения и окружения.

Пока мы сами сознательно не поймем необходимости объединения в единое Русло и не будем стремиться к соответствию с Божьим Промыслом, любые внешние изменения будут бесполезными, обреченными на немедленное искажение и неизбежное разрушение.

Здесь мне хочется привести пример создания родовых поместий по идеям книг Владимира Мегрэ. Я с супругом участвовала в создании одного из родовых поместий. Мы вышли из этого проекта именно потому, что люди будучи разобщенными как территориально так и, в первую очередь, по мировоззренческим принципам не смогли определить общие цели, более того большинство вообще не понимало необходимости этого делать и стремилось воплотить образы, описанные в книгах лишь для удовлетворения своих собственных нужд и желаний. Многие читатели этой серии книг бессознательно чувствуют, что описанные образы будущего, обязательно восстановят недополученный опыт, после чего неизбежно как они, так и все соседи в поселении станут счастливыми. Но никто не задумывается, что степень «ущербности» у каждого своя. И каждый ожидает восполнения только своего определенного опыта. Так как это не очевидно, то такое внутреннее разобщение тормозило и до сих пор тормозит оформление земли под поселение, создание нового населённого пункта. При поднятии таких вопросов как объединительная идея, цель поселения, выражения этого в лексических формах устоев будущего общества и многого другого, возникали бурные и порой, истеричные реакции у людей (ведь бессознательно они стремятся не к этому).

И так, я уверена, у большинства анастасиевцев. Всё это говорит о том, что начинать менять общество, и возвращаться к культурным истокам нужно не с внешне видимого — Поместья, пруда в нём, сада, вышитых косовороток и пр. — это всё сопутствующие атрибуты. Необходимо начинать с изменения мировоззрения, осознании причин наших несчастий, концепции, которая бы объединяла сердца и умы нового общества. Причем, в условиях современного общества, тенденциях его развития такая концепция должна быть жизненно устойчивой и учитывающей все аспекты жизни. Одной из таких концепций, на мой взгляд, является КОБа.

Заключение

Для стабильности любой системы (в том числе и Человечества на планете) необходима сила, дополняющая тенденцию развития и препятствующая нежелательным изменениям в системе, а именно сила сопротивления.

Определённый ряд событий в истории человечества подорвало наше внутреннее сопротивление изменениям несколько тысяч лет назад (эти события, на мой взгляд, наиболее правдоподобно изложены в «Мертвой воде» и работах ВП СССР).

Эволюция и прогресс (не эволюционные изменения) имеют огромную разницу. Они диаметрально противоположны, так как то, что эволюция кропотливо создаёт, внося разнообразие форм и всё точнее адаптируя их к нашим требованиям, прогресс разрушает путем введения норм и обстоятельств, не удовлетворяющих истинные потребности людей. Всё, что может сделать прогресс, это заменить «правильное» поведение менее подходящим. Он заменяет сложное простым и более приспособленное — менее приспособленным. В результате прогресс нарушает равновесие сложно взаимосвязанных факторов как внутри, так и вне системы.

Эволюция приносит стабильность, а прогресс — уязвимость.

Ещё задолго до того, как среди первобытных людей стали появляться обособление, клановость, общественные структуры, а в дальнейшем и государственность, они инстинктивно, а главное, безошибочно знали, как ухаживать за детьми. Их образ жизни не менялся из поколения в поколение, соответственно соблюдалась преемственность поколений, и передача знаний.

Но со временем часть человечества, отошло (или ей помогли «уйти») от Русла. Древние знания начали старательно искоренять, опираясь на интеллект, и в результате сегодня целая армия исследователей трудится не покладая рук, чтобы выяснить, как мы должны вести себя по отношению к детям, друг к другу и к самим себе.

Мы, пленники интеллекта, забыли наше врожденное умение определять то, что нам необходимо, настолько, что уже не можем понять, где наши истинные потребности, а где — искажённые. Чем больше культура полагается на интеллект, тем больше запретов нужно наложить на членов общества для её поддержания

Наш разум стал вмешиваться в область, миллионы лет находившуюся в ведении куда более утончённых отделов психики под названием «инстинкты».

Если бы инстинкты были сознательными, мы бы мгновенно сошли с ума, потому что ум по своей природе не может одновременно решать несколько задач, в то время как в бессознательном происходит бесконечное количество наблюдений, расчётов, сравнений и действий — и без всяких ошибок.

Да, для человека возможностей выбора поведения гораздо больше, чем у животных, что допускает большее количество ошибок. Но вместе с тем, если развитие человека идет в общем Русле Промысла, то развивается и чувство этого Русла, позволяющее делать правильный выбор, и интеллект в таком случае становиться на стражу и защиту своего Русла. Поэтому, при наличии опыта, необходимого для формирования способности выбирать, и соответствующих условий среды делаемый человеком выбор может быть почти безошибочным.

Нам необходимо что-то сознательно предпринимать, чтобы принцип преемственности и непрерывности снова начал работать, создавая своё уникальное Русло, беря всё лучшее из прошлого опыта.